Возможно, Варвара Санна была права, и то, что она называла кобылянской породой, действительно существовало и передавалось по наследству.
Когда-то давно мне сделали эхограмму головного мозга и нашли не опасную для жизни врождённую патологию крупных мозговых сосудов, при которой кровь приливает к мозгу сильнее, чем оттекает от него. Для моей-то жизни эта патология не опасная, а для окружающих очень даже. После той эхограммы я поняла, почему отец имел обыкновение моментально возбуждаться и подолгу орать, приходя в совершенное исступление, если его что-нибудь не устраивало, – всё дело в медленном торможении в условиях стресса из-за врождённой патологии сосудов мозга.
К счастью, у женщин от природы меньше тестостерона, вследствие чего их агрессивность ниже мужской, так что случаи, когда я благодаря сильному приливу крови к мозгу в стрессовых ситуациях впадала в неконтролируемую ярость, можно перечислить по пальцам одной руки. (Как-то в первом классе, например, меня, стоя рядом, дразнил один мальчик. Дразнил, дразнил, и вдруг хоп! – смотрю, только что он стоял и вот уже лежит на полу, а я совершенно не помню, как сбила его с ног.) А вот у некоторых мужчин рода Кобылянских эта особенность проявлялась со всей отчётливостью. Даже добрейшей души Сашку Кобылянского его жена Люба и дочь Маша побаивались и предпочитали не заходить к нему в комнату, если у него там что-нибудь не ладилось со сборкой очередного компьютера.
Должно быть, нашему предку-кантонисту Кобылянскому, прослужившему двадцать пять лет в царской армии, эта патология мозговых сосудов сильно помогла продвинуться в армейской карьере. Известно же, что в Древнем Риме будущих солдат проверяли, без предупреждения заводя в клетку со львом. Те, кто в этой ситуации внезапного стресса бледнели (кровь отлила от мозга), отбраковывались, так как не без оснований предполагалось, что в трудный боевой момент они могут потерять сознание. А те, кто при виде внезапного льва краснели (кровь прилила к мозгу), считались годными к строевой.
Жилплощадь у Варвары Санны была по советским меркам немаленькая, но Варвара Санна довольно редко занимала её в одиночку. Перед войной, насколько я понимаю, в этих трёх комнатах квартиры № 8 жили сама Варвара Санна, её муж Григорий Иосифович Кобылянский, двое их малолетних детей Юра и Гуля, их домработница Клавдия, мама Варвары Санны точно, а возможно, также и папа Варвары Санны. (Кто-то говорил мне, что папа ВС прожил некоторое время при советской власти и работал каким-то счетоводом или бухгалтером.) Итого, стало быть, шесть-семь человек.
После войны их ряды, конечно, несколько поредели. Папа Варвары Санны, наверное, скончался (её мама, насколько я знаю, дожила до конца 1950-х годов), а Григорий Иосифович, не выдержав послевоенного раздолья для редких уцелевших мужчин, вскорости, как это называла Варвара Санна, «пошёл по бабам», и ВС выставила его из дома. После чего, естественно, про домработницу можно было смело забыть, потому что у одинокой учительницы средней школы с двумя детьми денег на неё уже не было.
К этому послевоенному – очень голодному – времени относится одна из историй Варвары Санны. Однажды Юра, в тот момент школьник-подросток, вернулся домой и привёл с собой какую-то совершенно постороннюю девочку.
– Мы с ребятами нашли её на вокзале, – пояснил он. – Мама, ей негде жить.
Ну, я (рассказывала Варвара Санна) говорю:
– Ладно, пусть живёт у нас...
– Мама, ей нечего есть.
– Ладно, пусть ест у нас…
И эта посторонняя девочка так и прожила у них год-два, пока не пристроилась в какое-то училище или институт с общежитием.
В конце 1950-х годов мама Варвары Санны умерла: по версии, которую я в детстве слышала от Варвары Санны, – от испуга, попав между двумя встречными движущимися трамваями, но по другой, более правдоподобной, от диабета. Сыновья ВС Юра и отец к этому времени закончили институты и разъехались кто куда на заработки. Прежде срока умер от рака в конце 1958 года и дед Кобылянский. Ухаживала за ним в больнице всё та же Варвара Санна, а не его новые пассии, из-за чего он, по словам ВС, очень раскаивался и всё целовал ей руки: «Варенька! Варенька!»
Комнаты Варвары Санны между тем если и опустели, то ненадолго. Не знаю, квартировал ли у неё кто-нибудь перед этим, но с декабря 1965 по февраль 1968 года у неё жили мы, то втроём, то вчетвером (отец и приезжал в отпуск, и отбывал на работу в Магадан), плюс давно подселившийся Сашка Кобылянский. Наша мать даже успела поработать в Ленинграде: сначала несколько месяцев почтальоном по доставке телеграмм, а потом геологом в каком-то военном секретном учреждении, конспиративно называвшемся просто Пятое геологическое управление.
