Наконец поняли, что мы близки к цели, потому что услышали мы, как поезд медленно подходит к станции. Господи помоги нам, чтобы мы не опоздали на поезд. Мы не опоздали, а поезда шли один за другим. Только мы уселись на открытой платформе, как поезд начал медленно отходить, а немного погодя, когда въехали мы на мост через Березину, вдруг ракеты одна за другой осветили наш поезд и всю местность вокруг, как днем. Сразу за мостом поезд остановился, и люди в панике начали прыгать на землю. Смотрю, я осталась одна с грудным ребенком на руках. Я успела только увидеть, как мой Боренька бросился из поезда, и когда еще раз осветили ракетой Абрам и Хеля подбежали ко мне и помогли соскочить с платформы.
Я первая схватилась, что Бори нет, мы начали все кричать и звать его, кругом стоны, плач детей, каждый зовет кого-то, а Бори нет. Все время мы не переставая звали его, ползком добрались до окружавшего нас леса, кричать уже не было сил, я только могла хрипя повторять – Боренька, где ты? Вдруг чувствую, кто-то потянул меня за пальто, я встрепенулась, я кричу: «Боренька, мой мальчик, это ты?» Никакого ответа, увидеть никого не могла, но меня обвили детские ручонки, я уже поняла, что бог меня пожалел и вернул мне мое сокровище, но почему ты молчишь? Отзовись, мой родной, а он только крепче прижимается ко мне и ни единого звука. Так мы сидели на земле в лесу, пока уже не начало светать. Тогда я его увидела, моего родного, без единого сандалика, весь исцарапанный. Трое суток он не мог говорить, от испуга он потерял дар речи. Мы были счастливы и в тоже время были в отчаянии. После (когда вернулась к нему речь) мой мальчик рассказал, что он все время слышал, как мы кричали и звали его. Он полз за нами, но не мог отозваться. На утро, когда стало светло, нам открылась страшная картина. Матери бегали, искали своих детей, Маленькие дети ползали по земле и звали своих мам. Военные подбирали детей и бросали их в поезда, как щенят.
Только утром вернулись мы на станцию в Борисов и снова сели в поезд, и днем нас бомбили, сейчас трудно и вспомнить, выходили ли мы из поезда во время бомбежек. Так доехали мы до Орши, Абрам очень нервничал, ведь он должен был нас оставить и срочно явиться в военкомат. Обнялись, и он ушел, а мы, женщины и малые дети остались без всякой опоры.
Потом я узнаю, что хотя за опоздание в военкома грозил расстрел, все же побежал Абрам сначала к моим родителям, жили они далеко от станции, когда же добежал до их дома, узнал, что накануне они уехали, соседи говорили, что уехали к каким-то родственникам, но куда – неизвестно. Надо думать, что отправились они к нам, но больше моих родных я не увижу. Еще много, много лет спустя, когда в розысках родных приеду я в город моего детства, скажут мне, что кто-то видел их в Аушвице – вот какая уготована была им судьба.
Не найдя моих, Абрам пошел искать военкомат, надеялся еще вернуться к нам, но поезд наш ушел быстро, мы уже не встретились. Счастье, что мы еще в начале договорились, письма писать в Ленинград его матери и сестре.
А положение было ужасное – ни еды, ни денег. На каждой станции нас перебрасывали с одного поезда в другой. Бывало, сутками стоим на полустанках. Мы ехали уже много дней, голодные, сойти с поезда было страшно, боялись отстать. Больше я уже не могла видеть страдания детей. У моей сестры были золотые часики, я решила, будь, что будет, я должна раздобыть хотя бы хлеб для детей и как только поезд остановился, я соскочила с поезда и начала искать магазин. Нигде не было магазинов, но мне подсказали, что недалеко есть ларек и там можно купить продукты. Вдалеке я увидела ларек, подошла к продавщице и даю ей золотые часики с браслетом – мои дети умирают с голода, возьмите часики и дайте мне, чем накормить детей. Она мне дала хлеба две буханки, вареные яйца, сахара и еще, что-то, я уже не помню. Я прижимала эти продукты, как священную реликвию – это ведь была жизнь для моих детей. На одном дыхании я подбежала к поезду, снедаемая страхом, что поезд уйдет. На ступеньки вагона мне уже помогли подняться.
Свободное копирование
