В семидесятые годы мои родители прочно обосновались на даче. Отец что-то писал, а больше – рисовал для души. Он привык работать с соавтором, а Михаила Абрамовича Червинского к тому времени уже не было в живых. Оперетты их, однако, шли и давали возможность держать домработницу, шофера и вообще ни в чем себе не отказывать. Все же отец тосковал по живой творческой работе, и когда к нему обратился кинорежиссер Олег Николаевский с предложением сделать фильм по мотивам оперетты «Трембита» - с радостью согласился. Режиссер поселился у нас на даче, и началась работа над сценарием. Работали в первую половину дня, а потом Николаевский был предоставлен сам себе. Оказалось, что он дружен с Иосифом Диком – поставил по его сценарию детский фильм «Смелого пуля боится» - про отважного пионера Мишку и танкиста дядю Васю, спасших отряд пионеров от фашистов. Вечерами Николаевский начал пропадать у Дика на даче и возвращался обычно сильно под мухой, а утром с трудом включался в работу к неудовольствию моего отца.
Дик к тому времени был женат, и у него росла дочка. Жена, молодая, хрупкая, но с пронзительным голосом, часто скандалила в конторе – то у них на даче искрит проводка, то течет кран, то еще что-нибудь. Писательские жены-интеллектуалки в свой круг ее не принимали.
Однажды отец послал меня к Дику – предупредить Николаевского, что ему откуда-то звонили и просили срочно перезвонить. У Дика не было телефона. Или был, но не работал.
Я впервые попала к нему на участок. Среди елей, сосен, берез и густого подлеска - старый дощатый дом темно синего цвета, осевший на один бок, с замшелой черепичной крышей – настоящая избушка бабы Яги, только курьих ног не хватало. Крапива в человечий рост, лопухи у самого крыльца. О том, что в доме кто-то живет, говорили только узкая тропинка от калитки к крыльцу, да сидячая детская коляска.
Я постучала и услышала: «Входи, кто там!»
Вошла, и закашлялась от табачного дыма. Захламленная комната, скомканное не то одеяло, не то какая-то тряпка на тахте, окурки на полу. Дик с багровым отечным лицом, в расстегнутой до пупа рубахе сидел на стуле. Напротив, в кресле, - Николаевский – усатый здоровяк лет сорока. Перед ними на задрызганном столе – водка, стаканы, миска с солеными помидорами, толстые ломти черного хлеба.
Николаевский, увидев меня, несколько смутился, а Дик заорал:
– А! Анюта! Садись с нами!
Он вытащил двумя культями из миски помидор и, капая рассолом на стол, протянул мне. Я взяла.
Из соседней комнаты, а может, кухни, доносился раздраженный женский голос. Ему отвечал капризный детский. Потом женский сменился криком, а детский – плачем.
– Оставь ребенка в покое, стерва! – заорал Дик.
И понес какую-то муть о бабах, которым нужны только деньги, и которые все - стервы и проститутки.
– Ладно тебе, - укоризненно сказал Николаевский, который с моим отцом любил поговорить за обедом о режиссерских методах Мейерходьда и о поэтах серебряного века.
– Налей ей водки! – пьяно приказал Дик. – Выпей, Анюта!
Пить я отказалась, передала Николаевскому отцовское поручение и ушла, вляпавшись в тамбуре в паутину.
Возле крыльца под елкой рос белый гриб. Ёж высунулся из зарослей крапивы, фыркнул и скрылся.
Я швырнула соленый помидор в крапиву и ушла.
Говорили, что он тяжело болен, что у него отказывают почки. Да это и видно было по опухшему лицу, по мешкам под глазами. Говорили, что жена от него ушла, и кто-то ее оправдывал – как вообще можно жить с таким человеком, а кто-то осуждал – бросать мужа в таком состоянии – не благородно.
Ухаживала за ним его старшая дочь от первого брака, простоватая женщина лет под сорок. Приехала откуда-то из провинции и была с ним рядом до последнего дня. Умер он в 1984-м году, в больнице. И завещал дачу этой дочери.
Сразу после его смерти объявилась жена, и стала требовать дачу себе. Она – законная, и у нее должны быть все права наследства, а эта дочь – вообще, неизвестно откуда взялась, нашла удобный момент и подсуетилась!
Скандальные разбирательства между наследниками после смерти дачевладельца не были редкостью в нашем поселке. Правление в тот патриархальный период своего существования, имело полномочия решать некоторые подобные вопросы по справедливости. Жене объяснили, что завещание законно, заверено нотариусом, и оспорить его можно только через суд, и вряд ли суд вынесет иное решение. К тому же, у жены остались квартира, машина, авторское право…
– Ну и что! Он уже ничего не соображал, когда подписывал! А она воспользовалась! Ну, если не всю, то хотя бы половину дачи! У моей дочери слабое здоровье, ей нужен свежий воздух!
Старшая дочь сидела и ничего не требовала. Собрание единогласно решило вопрос в ее пользу.
Старшей дочери дача была без надобности. Ей нужны были деньги. Она сразу же продала дачу и вернулась к себе в провинцию.
Дачу купили режиссер Владимир Андреев и его жена артистка Наталья Селезнева. Снесли старую развалюху, привели в порядок участок, построили кирпичный двухэтажный дом, поставили новый сплошной забор.
Теперь, может быть, только я одна и помню ту темно синюю хибару среди крапивы и лопухов, белый гриб у крыльца и сердитого ёжика. Книжки Дика можно найти разве что в букинистических. Имя его почти забыто.
Подаренную мне когда-то «Золотую рыбку» я берегу. Вижу, как, надев на обрубок руки железную насадку с ученическим пером, и окуная перо в чернильницу, он надписывает мне эту книжку четким, разборчивым почерком: «Милой Анюте, которая мне очень нравится».
Свободное копирование
