Довольно скоро мне стало интересно всерьез заниматься румынским кино, погружаясь в его проблемы, как художественные, так и социально-политические. (Правда, коллеги мои по Институту моего интереса не разделяли). А тут как раз подоспел и бесхозный Вьетнам. Тоже никому не нужный, но долженствующий быть к кому-то прикрепленным. Кино по большей части там было слабенькое, созерцательное, наивное, по большей части бездейственное, идеологии служило искренно, но при этом в воспроизведении правды жизни не слишком лукавило. Операторы были сильнее, чем режиссеры и сценаристы. Поэтому, если эта жизнь тебя интересовала, смотреть кино было не скучно. А интерес к вьетнамской жизни возрастал по мере того, как ты с ней знакомился ближе. Вначале были любопытство и отчужденность, потому что вся эта экзотика, вся эта ужасная бедность и опасный дискомфорт к тебе прямого отношения как будто не имели. Но постепенно завязывались отношения с конкретными людьми, чья судьба волновала, а она была связана с ситуацией в стране, и ты в эту ситуацию входил и вникал поневоле. Так я подружилась с Ву Куан Тинем, блестяще образованным киноведом, выпускником ВГИКа, моим ровесником и гороскопическим близнецом. Стала бывать у него дома (притом, что вьетнамцам строжайше запрещено было общаться с иностранцами, как и нам когда-то), окунаясь в более чем спартанский быт, где привезенная из Москвы банка сгущенки или отрез ситца оказывались царским даром. Жена Тиня, владеющая секретами астрологии и иглоукалывания, прозябала на какой-то самой низшей в медицинской иерархии должности, почти ничего не зарабатывая, как и Тинь. Дальнейшие изменения в жизни этой семьи интеллигентов как нельзя лучше отражали эволюцию страны. Никому прежде не нужные знания лет через пятнадцать, когда закрытый для Запада Вьетнам открылся иностранным влияниям и инвестициям, оказались востребованными, и перемены были разительными. Последняя наша встреча с Тинем состоялась, когда я уже не работала в Институте кино. Он позвонил, сказал, что приехал в Москву по делам и хочет ко мне приехать. Я пошла в метро его встречать и...не узнала бы, если бы точно не знала, что встречаю именно его: он поправился, выкрасил седые волосы в черный цвет, вставил новые, прекрасные зубы, надел хороший костюм и помолодел лет на 20. Оказалось, что жена открыла клинику акупунктуры, где врачует так успешно, что они построили в Ханое дом. Дочка, которую в свое время все отговаривали от поступления во ВГИК, дабы не множить ряды безработных, не только сама нашла хорошую работу, но и ее муж-финн, с которым она познакомилась во ВГИКе, приехал жить и работать во Вьетнам, потому что в Финляндии его шансы на работу были ничтожны.
Увы, мне не довелось своими глазами увидеть новый, преуспевающий Вьетнам, но прелесть старого почувствовать тогда, в восьмидесятые, вполне удалось. Воздух Вьетнама - густой, горячий, влажный и очень душный, если нет ветра. В городе он пахнет не цветами, хотя по весне, когда не так жарко, их множество, а едой - с преобладанием резкого, но притягательного запаха рыбного соуса. Технология его приготовления следующая: рыбину подвешивают на жарком солнце, так что жир ее плавится и по капле стекает в заранее приготовленную емкость. Рыба одновременно и подвяливается, и подпорчивается, но на качестве жира это не сказывается, а лишь сообщает ему специфический запах, ради которого соус и используется. Из-за жары и острого дефицита жилья городская жизнь проистекает в основном на улице. Ночью здесь спят, днем и вечером готовят, едят, стирают, моются, бреются, стригутся, торгуют... Впрочем, торгуют круглые сутки. Автомобилей почти не видно: велосипеды и пешие потоки. Редко-редко с огромным интервалом проедет трамвай без окон и дверей, с гроздьями пассажиров на подножках. Все машины, которые пришлось увидеть, в том числе автобус, на котором возили закупочную комиссию (туда входили представители разных стран социалистической ориентации), производили впечатление зомбированного металлолома. Вспоминался знаменитый будильник из Ильфа и Петрова - "без механизма". Удивительно, как на таких автобусах нам удавалось преодолевать довольно значительные расстояния: от Ханоя до залива Халонг, например, или от Сайгона (тогда Хошимина) - до Хюэ.
...Это было настоящее многочасовое испытание - почти двухсоткилометровая дорога до Халонга. Хотя выехали рано, стояла жара, и наша металлическая коробочка быстро раскалилась. Спасал только сквозняк из открытых окон, но слабенький, потому что по плохим дорогам быстро не поедешь: трясло ужасно, и пыль стояла столбом. А по бокам бесконечно и однообразно тянулись рисовые поля с согбенными фигурами крестьян по щиколотку в воде. Ехали практически целый день. Через большую реку переправлялись на пароме, где какой-то мужичок торговал плетеными из бамбука рыболовными ловушками какой-то особой формы и такими изящными и красивыми, что молодой представитель Совэкспортфильма купил всю связку у ошарашенного невиданной удачей рыбака и раздарил нашей группе закупщиков фильмов, как воздушные шарики. Кстати, с этим молодым человеком связано удивительное открытие об отношении вьетнамцев к американцам. Его звали Игорь Бортников, был он щедр, улыбчив и беспечен (что не помешало ему сделать блестящую карьеру и долгие годы проработать во Франции в качестве представителя Совэкспортфильма). Все особы женского пола с вьетнамской стороны были от него без ума. И однажды я услыхала, как одна немолодая и довольно суровая дама, прошедшая войну, восхищенно говорила ему, как он хорош. Уже не помню точно, какими именно словами (очаровательный, милый, симпатичный или еще какой), но ударный комплимент был в финале: "почти как американец". Вот уж загадочная вьетнамская душа: после такой войны вспомнить врага добрым словом. Или и в самом деле, как говорят, американцы в Сайгоне имели установку добиваться расположения местного населения и не выходили на улицу без жвачки, конфет и прочих даров ребятишкам...
Тема взаимоотношений суровых воинов-вьетнамцев с бывшими врагами-американцами возникла для меня неожиданно, но развивалась последовательно и, в конце концов, открыто воплотилась в замечательном фильме режиссера Хонг Шена "Опустошенное поле", первом шедевре вьетнамского кино, справедливо завоевавшем золото на ХП ММКФ в Москве.
Действие происходило в одной из южных провинций, которую в сезон дождей на целых три месяца заливает водой. На бескрайнем водном пространстве в хрупком шалаше на сваях живет семья партизанских связных вместе с крошечным ребенком. Вода укрывает их от патрульных американских самолетов. Под водой в целлофановом пакете они прячут от выстрелов ребенка, а, вместо коляски, возят его в пластиковом тазике. Вода спасает своих и мешает пришельцам-американцам, и семейству довольно долго удается успешно воевать с американской армией. Однако муж все же погибает. Мстя за него, жена стреляет в американский вертолет и убивает летчика, вертолет падает. Момент истины состоит в том, что в финальном кадре во взгляде мстительницы на убитого - молодого и красивого американца, из кармана которого выпала фотография жены и сына,- гораздо меньше удовлетворенной мести, чем человеческого сожаления об осиротевшем на другом конце света ребенке.
Впервые во вьетнамском кино открытая Хонг Шеном тема милосердия не сразу получила одобрение в стране, но режиссер упорно продолжал ее в своих последующих картинах...И в результате стали возможны разительные перемены, произошедшие во вьетнамском обществе: страна вышла из изоляции, стала богаче, и люди стали жить лучше.
Что касается воды как среды обитания, то для Вьетнама это особо важная и традиционная тема, потому что территория страны - преимущественно реки, моря и озера, не говоря уже о покрытых водой бесконечных рисовых полях. Символ связи с водной стихии в мифологии вьетов - дракон Нага, получеловек-полурыба. Во вьетнамской поэзии лодка, заросли тростника, дождь, океан, буря, река - наиболее часто встречающиеся образы, и неслучайно только во Вьетнаме примерно с ХII века существует потрясающий кукольный театр на воде, а корни традиционного театра Тео уходят в игрища и празднества, которые устраивались в дельте Красной реки. Вот и мы, когда, наконец, добрались до залива Халонг, приобщились к этой фантастической водной феерии. Во-первых, сам залив, одно из семи природных чудес света, с его тремя тысячами островов и множеством причудливой формы скал, образующих лабиринты из бухт и заводей, по которым мы отправились на кораблике. Во-вторых, десятки встречных лодок и плотов, которые, как выяснилось, служили их обитателям постоянным жилищем. Легкие джонки с разноцветными парусами из бамбуковых рей постоянно подплывали к туристическим катерам. Рыбаки предлагали только что выловленную рыбу, креветок и прочие дары моря, и можно было рассмотреть, что под навесом в середине лодки устроены нехитрые спальные места, что предусмотрено все необходимое для приготовления пищи, и что, кроме детишек, семья на джонке позволяет себе иногда и домашних животных. Кстати сказать, подобный же минимализм быта характерен и для вьетнамских жилищ на суше. Результат не только бедности, но и приверженности буддизму.
Кроме удовольствия от свежесваренных креветок, принимающая сторона побаловала нас купанием с катера. В изумрудную бездну спустили лесенку и представителей госбезопасности, и ощущение было - все равно, что выйти в открытый космос. Надо сказать, что лично мне представители у лесенки очень и очень пригодились: я никак не могла подтянуться из воды до высокой первой перекладины. Руками схватилась, а дальше никак. Только с их помощью и забралась.
Вьетнамцы принимали иностранных закупщиков на самом высоком уровне. Закупка происходила всякий раз в новом городе: то в Ханое, то в Сайгоне, то в Хайфоне, то в Дананге, и нам постоянно устраивали экскурсии, притом что в те времена (начало восьмидесятых) туризм в стране находился в зачаточном состоянии из-за нехватки гостиниц, необустроенности роскошных пустынных пляжей, отсутствии транспорта. Кроме того, с едой были трудности, а вода была чревата опасными болезнями. Государственные продовольственные магазины пустовали, народ жил по карточкам. Это не значит, что спецкормежку для гостей отменили. Напротив, принимающая сторона прилагала колоссальные усилия, чтобы не скудели приемы и фуршеты, где они и сами могли подкормиться. И возили нас по достопримечательностям. Спасибо им за разноцветные мраморные пещеры в горах Дананга и за статую Будды в женском облике там же. Спасибо за еще не отреставрированный в ту пору меланхолический Хюэ, древнюю столицу Вьетнама, с его дворцами и пагодами, деревянной скульптурой и классическими стихами, записанными на внутренней стороне национальных соломенных шляп. Такие шляпы традиционно носили студентки местного университета, одетые исключительно в белое...
С началом Перестройки ситуация в Институте кино круто переменилась. Отдел соцстран был больше не нужен. И меньше всего оказались нужны такие второстепенные зарубежные кинематографии, как румынская и вьетнамская. А я уже втянулась, я стала специалистом. Начинать все сначала с какой-нибудь франкоязычной кинематографии совсем не хотелось, хотя меня с работы не гнали. Друга моего Юры Ханютина уже не было в живых, так что ничто меня в кино не удерживало, и я ушла. Без особых сожалений.
Свободное копирование
