Дальние родственники Нателлы Лордкипандзе представляли в кругу моих новых парижских знакомых крупную буржуазию. Пожилая пара, еще первой волны эмиграции. Он - владелец то ли антикварного, то ли ювелирного магазина, она - очень живая, светская и в то же время по-русски хлебосольная. От них я впервые узнала о поздних днях Бунина в Париже (они с ним много общались). Почему-то больше всего из рассказанного меня поразило его раздельное сосуществование с женой - в одной квартире, с двумя холодильниками индивидуального пользования...
Благодаря им, мне удалось побывать в Мулен Руж, этой Мекке богатых туристов, куда самой мне не пришло бы в голову пойти вследствие дороговизны мероприятия, хотя, конечно, было любопытно увидеть своими глазами эту парижскую достопримечательность, второй дом Тулуз-Лотрека, родину канкана и первого стриптиза.
Публика была, что называется, одета, то есть, разряжена в пух и прах и сидела за столиками, попивая шампанское. Не то, что в более привычных для меня демократичных драматических театрах. Цветочницы разносили букетики. Кажется мне, что давали в тот вечер весьма знаменитый спектакль Ролана Пети "Зизи, я люблю тебя" с Зизи Жанмер, его женой в качестве звезды. Сегодня, возможно, я получила бы удовольствие от этого парада струящихся, взметающихся, влачащихся тканей, колыхания перьев страуса, хореографии Ролана Пети, мастера многофигурных композиций. Возможно и Зизи, большеротая и глазастая супер-парижанка с безупречным умением носить костюм, не показалась бы столь безголосой и пресноватой (с возрастом становишься терпимее), но тогда мне стало безумно скучно после первых же пятнадцати минут исключительно буржуазного бездумного зрелища, лишенного какой бы то ни было иной функции, кроме витринно-развлекательной.
Самый протяженный контакт оказался с Марком и Мишель Боденами, славистами. Потому, видимо, что не только они мне, но и я им была нужна: в качестве носителя языка, поскольку они оба преподавали русский, эксперта в трудных случаях. Они жили рядом с Ботаническим садом, неподалеку от мечети, на улице Линнея и представляли французскую интеллигенцию. У них находили сочувствие и поддержку новые русские эмигранты, особенно из числа диссидентов. У них всегда можно было разжиться запрещенными изданиями на русском языке, и они знали, что русских надо кормить. С ними можно было отдохнуть душой, расслабиться, попить вечером чаю, съездить на микроавтобусе Марка за город. Бывая у них, я удивилась тому, как лицейские преподаватели во Франции заинтересованы в своей популярности у лицеистов и в хорошем к себе отношении, потому что французские ученики выбирают себе преподавателей сами, записываясь на те или иные лекции, семинары, занятия. В частности, и по этой причине отношения с учениками у Боденов были дружеские и даже почти семейные. Так не похоже на нашу школу с ее железным соблюдением иерархии в отношениях учитель-ученик и на институты, где эти отношения были скорее отчужденно почтительные, чем дружеские.