Анатолий Эфрос и Юрий Любимов - 1

   Две модели сопротивления советскому режиму

  В эпоху пост-сталинизма ментальность и эмоции нашего поколения определяют два имени - Эфроса и Любимова. По противопоставлению, но и по странной, почти мистической и трагической связи.

  Экстраверт Любимов связан с политикой и заявляет о себе скорее как лидер оппозиции. Стиль его - ясный, наглядный, легко воспринимается и поддается анализу. Интроверт Эфрос, спокойный и стеснительный, наивный, как дитя, политику ненавидел, никогда в нее не вмешивался и заявлял о себе исключительно на бесконечном пространстве души человеческой. Его искусство - материя тонкая, неуловимая. Никому не удалось дать его формулу. Однако именно Эфросу первому суждено было пробить брешь в окружающей нас стене лжи и принятых стандартов.

  Дебютировав в Рязани в 1952 году, он в 1954 вторгся на территорию пламенеющего конформизма Центрального детского театра в Москве. В то время всё предназначенное детям было в десять раз фальшивей предназначенного взрослым. Малейшее проявление индивидуализма у ребенка считалось смертным грехом, а в качестве главных добродетелей пропагандировались коллективизм, повиновение и социальный оптимизм. Идеологической пропаганде служил и театр для детей с условными и примерными пионерами Сергея Михалкова. Эфрос начал с пьесы нового драматурга Виктора Розова "В добрый час!" и этому драматургу оставался верен всю жизнь. У Розова действовали живые персонажи с их реальными проблемами. Герои осмеливались самостоятельно принимать решения и делать свой жизненный выбор, отказываясь от общепринятого. Например, от поступления в Университет или на хорошую работу по блату. Розовские мальчики не шли на компромисс с обществом и придерживались не социалистической, а общечеловеческой морали. А героем пьесы Александра Хмелика (еще один открытый Эфросом драматург) "Друг мой, Колька" (1959) и вовсе оказывался "плохой мальчик", изгой. В конечном итоге, тот самый "маленький человек" великой русской литературы, который традиционно являлся объектом гуманизма. В результате невиданного успеха постановок в ЦДТ и прогресса в развитии нашего общества в целом Эфрос был назначен в 1964 году главным режиссером Театра Ленинского комсомола, то есть, как и всякий советский школьник, переходивший из пионеров в комсомольцы, поднялся на ступеньку вверх в иерархии идеологических ценностей. В том же 1964 году в атмосфере невероятного энтузиазма началась история любимовского Театра на Таганке. И два великих режиссера-властителя дум отправились каждый своим путем. Вот, как видятся мне принципиальные различия в их способах воздействия.

  1. Пафос трибуна и энергия борца побуждали Любимова опираться на коллективное сознание зала, то есть действовать на уже возделанном в СССР поле. Но только с другой оценкой и с другим результатом. Аполитичный и чуждый пафосу Эфрос, напротив, обращался не к общности людей, а к каждому персонально. Он не объединял, а скорее разъединял публику в зале, предлагая каждому свой собственный путь и показывая разнообразие этих путей и человеческих возможностей. Он возделывал целину и вспахивал ее глубоко.

  2. У полемиста Любимова в его ангажированном театре изначально главенствовала идея, полностью подчиняя себе текст. Должно быть, поэтому он редко ставит собственно пьесы (три пьесы Брехта, "Тартюф" Мольера, "Борис Годунов" Пушкина, "Гамлет"...), предпочитая инсценировки прозы и поэтические композиции. Главное для него - актуальность. Язык его ясен, движение устремлено к финалу по прямой. Лирик и философ Эфрос ставил только пьесы - классические и современные. Единственная его инсценировка - по "Мертвым душам" Гоголя - не удалась. Однако, оказавшись в Театре на Таганке, он попытался воспринять традиции этого театра, поставив "У войны не женское лицо" Светланы Алексиевич. Идея рождалась, когда он размышлял над текстом пьесы и в связи с ней - о судьбе человека сегодня и всегда. Противоречивость и сложность были приемлемы, героя он предпочитал колеблющегося. Спектакль никогда не двигался по прямой. Прямая линия означала для него смерть, как на кардиограмме.

  3. И Любимов, и Эфрос - оба выступают на Верховном Суде нашей жизни и истории, но Любимов - в качестве генерального прокурора или общественного обвинителя советской системы, Эфрос же всегда был адвокатом Человека - в любой системе, в том числе и советской. Он пытался понять любого человека, включая персонажей, традиционно считавшихся отрицательными. Черное и белое никогда не были его любимыми красками.

  4. И, наконец, Любимов считает себя последователем Брехта, Мейерхольда и Вахтангова, предпочитая театр игровой, условный, а Эфрос наследует Станиславскому, одновременно восставая против догматизма и фальши его ложных преемников. Его театр - психологический, лирический.

  Столь разные и непохожие, они были друзьями. Ставя для ТВ булгаковского "Мольера" (1973), Эфрос предложил главную роль Любимову, признавая его приоритет в трактовке взаимоотношений Художника и Власти. Задумав чеховский спектакль в репертуаре Таганки, Любимов пригласил поставить Эфроса "Вишневый сад" (1975), признавая его приоритет в работе над Чеховым. У них были общие почитатели и общие враги, которые обоим режиссерам мешали работать и жить, и которым удалось расчленить общественное мнение (одни - за Эфроса, другие - за Любимова), изгнать Любимова, погубить Эфроса и осиротить сразу два лучших московских театра. Вот как это было.