А классной руководительницей я была плохой. Воспитательные мероприятия были для меня просто пыткой и часто я избегала их обманным путем. Вообще внеурочное общение с учениками не было у меня особенно успешным, хотя отношения всегда были хорошими. Попадались иногда классы, где были близкие моему сердцу ребята, с ними было интересно и приятно. Случалось, однако, всякое. Однажды в девятом или десятом классе - моем - завязалась дружба между очень хорошей девочкой (и хорошей ученицей) и довольно-таки симпатичным мальчиком, но неподдающимся, упрямым, слывшим порядочным озорником, однако милым мне искренностью и какой-то добротной основой. Дружба, видела я, крепла; ни он, ни она не скрывали своих чувств, и это вызывало у окружающих уважение. И девочка - назову ее Катей - спокойная и твердая, вызывала уважение одноклассников. В один прекрасный день Катя попросила меня задержаться после уроков, чтобы поговорить с ней. Остались вдвоем в классе. "Светлана Валериановна, - говорит Катя довольно спокойно, - не знаю даже, как Вам сказать, но по-моему я беременна". Гром среди ясного неба! В моей голове вихрь мыслей - что будет, как отнесутся ребята, начальство? Что будет с девочкой, но самое главное - что будет с ее матерью и что мать сделает с ней? Она была у нас учительницей младших классов - замкнутая, недобрая. Катю пугать не хочу, ее нужно поддержать, как только возможно. "Катя, - осторожно спрашиваю я, - но ты уверена? Почему ты так думаешь?" - "Он уже шевелится". Час от часу не легче. Впрочем, Катина фигура - она высокая и еще совсем по-девчоночьи нескладная, худая - никак не изменилась. "Слушай, - продолжаю я, но ты знаешь, каков единственно верный признак беременности?" - "Не знаю." С облегчением узнаю, что признака этого нет. Приступаю к самому трудному. "Катя, - говорю я, стараясь быть максимально осторожной, - мне не хочется к тебе приставать, в душу лезть, но дело серьезное, и я у тебя все-таки спрошу: было между вами то, отчего ты действительно могла забеременеть?" Подумав, Катя спокойно отвечает: "Да, было. Мы целовались". Боже мой, гора с плеч, я почувствовала, что у корней волос у меня выступил пот. И кроме того меня разбирает неприличный смех. "Катя, - говорю я, с трудом удерживая его, - неужели ты не знаешь, что от поцелуев забеременеть нельзя?" - "Да ? А как же?" - растерянно говорит она.
Катя и ее друг Эдик поженились после окончания школы, Катя кончила институт, и они куда-то уехали. Эдик заходил ко мне, когда я уже вернулась в Москву. И вот опять то же самое. Не успела я написать об этом смешном и трогательном эпизоде, не успела воскресить в памяти длинную Катю с белокурыми негустыми косичками, уложенными на затылке, с ее спокойными серыми глазами, в коротковатом для нее школьном коричневом платье, и красивого Эдика, вопреки всем школьным правилам являвшегося в школу в белой в полоску рубашке, их угловой класс на втором этаже, окнами на две стороны, где мы беседовали с Катей, и вот на другой день - да, да, на другой день - мне передают привет от Кати. Она живет недалеко от Риги, инженер на радиозаводе, их с Эдиком сын уже женат, такой уже взрослый. А с Эдиком они разошлись, и я жалею об этом: что-то в их союзе было правильное и настоящее.
Свободное копирование
