Тогда, в 1947 г. я приехала сюда из Великих Лук под вечер и, сходя с поезда, чемоданом порвала свои единственные чулки, что повергло меня в дополнительные уныние и досаду. Деревянный вокзальчик, мокрые улицы с деревянными гулкими мостками-тротуарами, одноэтажные деревянные, деревенские домики, тесно лепившиеся друг к другу - это была не фабричная провинциальная Шуя, здесь немыслим был роскошный дом купца Терентьева. Крошечное местечко, 8 тыс. жителей.
Камеры хранения на станции не было, и я с проклятым чемоданом отправилась в РОНО, помещавшийся в таком же, как и другие, деревянном доме. На лице молодого заведующего изобразилось все то же непобедимое удивление. Из Москвы - сюда? Какой дурак посылает сюда людей, которые не пробудут тут больше года? И какой дурак едет сюда из столицы, хотя бы у него и было к тому предписание? Похоже, он больше всего хотел, чтобы я тут же уехала. Посмотрел на меня. "Да историю-то Вы хоть знаете?" - с сожалением и уверенностью, что не знаю. "Думаю, что знаю",- с лихостью возразила я, хотя втайне безумно боялась именно того, что не знаю. Заведующий вздохнул, подумал, взял направление. Ну ладно, пойдете в школу № 1. И я взяла протянутую бумажку и отправилась в школу, где проработала легко, весело и дружно следующие четырнадцать лет. Но тогда мне вовсе не было легко и весело.
Большое двухэтажное деревянное здание школы, окруженное забором, находилось недалеко от РОНО. Перед воротами простиралась необъятная глубокая лужа, размером с небольшое озерцо. Пространство этой лужи не освещалось, а мостки-тротуары почему-то не доходили до школьных ворот, и на занятия в вечерней школе в темноте осеннего вечера попасть было нелегко. Нужны были высокие сапоги или по крайней мере, по тогдашней моде, высокие боты, а у меня были только галоши на туфли, и несколько раз их заглатывала грязь, и я, стоя на одной ноге, руками извлекала из темной жижи залитую внутри обувку.
За пятьдесят рублей в месяц я сняла неподалеку от школы маленькую комнату за дощатой перегородкой не до потолка, отделявшей нас от хозяев. Здесь мы с мамой и прожили не помню уж сколько - около года, наверное. Интерьер наш был крайне скуден. Мамину железную кровать (узкая девичья постелька - шутила мама) и бабушкин деревянный сундук, превращенный в ложе для меня, разделяло такое узкое пространство, что вдвоем не разойтись. Школьный стол, скамейка от парты да в углу еще столик для хозяйственных нужд. Дощечка, подвешенная на двух веревочках - полка для книг. Пока не приехала мама, мне было очень тоскливо. Тоска накатывала волной и по вечерам заливала с головой, и я не знала, что делать. Кончена жизнь, думала я в отчаянии. Теперь навеки в этой дыре. Москва недостижима, вокруг никого. Как жить?
Свободное копирование
