Четвертое отступление. Памяти Альберта Захаровича Манфреда - 2

Но вот наступил год моего окончания института, 1947-й. На последнем курсе, занимаясь в его спецсеминаре по истории франко-русского союза, я серьезно заинтересовалась Новой историей и именно XIX веком. А.З. рекомендовал меня в аспирантуру. Он уже не был деканом, и на истфаке было новое начальство, враждебное ему, крайне агрессивное и бдительное. И то, что он решился рекомендовать дочь изменника родины да еще довольно известного человека, было, несомненно, поступком неординарным. Между тем он стоял накануне новых испытаний: уже близилась космополитическая кампания. В 1948-49 гг. его прорабатывали на общих собраниях. Декан истфака К. Кузнецова, ее заместитель Г. Нагапетян, специально подобранные студенты вскрывали его ошибки в преподавательской и исследовательской деятельности, рассказывали небылицы о пьянстве и развратном поведении Манфреда в Средней Азии, где он в действительности никогда не был, уехав в эвакуацию вместе с МОПИ вовсе не в Среднюю Азию, а в Кировскую область. И дочь Альберта Захаровича, студентка МОПИ, была исключена из комсомола за выступления в защиту отца. В результате всей этой безобразной кампании, направленной, конечно, не только против Манфреда, из МОПИ ушли тогда лучшие профессора - Б.Ф.Поршнев, С.С.Дмитриев, П.А.Зайончковский, сам Манфред, который был блестящим лектором, и это тотчас резко снизило уровень института.

А из попытки помочь мне ничего не вышло. Осенью следующего, 1948 г. Манфред снова рекомендовал меня в аспирантуру Института истории АН СССР, где он уже работал тогда; дело снова кончилось неудачей. 1948-й был ничуть не легче 1947-го, а, может быть, еще пострашнее. Я думаю, А.З. опять рисковал. Так в самые трудные времена он отваживался на смелые поступки, а позже, приобретший прочное и солидное положение, когда ему лично ничего уже не угрожало, кроме, может быть, отказа в одной из многочисленных поездок за границу, он стал осторожнее. Всегда готовый помочь и умевший это делать как истинный дипломат, теперь он поступал осмотрительнее, обдуманнее, чем когда-то, и часто старался уходить от трудных дел. Но кто среди нас бросит камень в этого человека? Что касается меня, я желаю всем, чей путь оказался трудным, встретить человека, помощь которого была бы столь бескорыстной и легкой для того, кто ее получает. Он был единственным из всех, кто мне помог в трудные годы, кто никогда, ни единым словом не напомнил о своих благодеяниях.