В детский дом я вернулась в конце лета почему-то повзрослевшей. И вообще к этому времени во мне произошли серьезные перемены. Постепенно приходило трезвое понимание того, что меня окружает равнодушный мир, но я все же могу попытаться его завоевать. Я поняла, что вовсе не все создано для меня и вовсе не все готовы для меня на все, а, пожалуй, и никто не готов. Я понимала уже всю ценность отношений с братьями, важность отношений с детдомовскими ребятами, понимала, что им есть за что меня не любить и тут многое зависит от меня самой. Я поняла, что у всех своя система ценностей и я не законодатель в этой области, что отныне я равна со всеми, с кем свела судьба в детском доме, какими бы, как мне все еще казалось, они ни были недалекими, не видевшими того, что видывала я, как бы ни говорили "Шуевский" детдом вместо правильного Шуйский, как бы ни "окали", не зная настоящего московского выговора. Наконец, я понемногу училась стирать, мыть полы, шить и уже перестала быть в этом отношении предметом насмешек. Уже совсем не все отворачивались, когда я вступала в общий разговор.