Наконец, осенью 1947 года я кончила институт. Уже выяснилось, что меня не примут, как мечталось, в аспирантуру, но мой учитель А.З. Манфред предпринимал безнадежные попытки устроить меня в Москве. Мама попросила меня познакомить ее с ним. Я сделала это после его лекции в Политехническом музее, он галантно склонился перед ней, пожимая ей руку, и пригласил домой. Я не представляла себе, о чем они говорили. "У Вас очень красивая мама!" - сказал он мне тогда, а лет через двадцать, когда мамы уже не было в живых, признался, что она просила его не пытаться устроить меня в Москве, боясь, что обо мне опять вспомнят на Лубянке, считала, что самое лучшее для меня - уехать в глушь.
При распределении мне предложили два места - Лотошино под Волоколамском и Великолукская область. Не помню, по каким соображениям я отвергла первое, хотя это и было близко от Москвы. А мама огорчилась - в молодости она жила в Лотошине воспитательницей маленькой девочки в милой семье и вспоминала об этом как о чем-то очень светлом - природа, люди... Думаю, впрочем, что в 1947 г. под Волоколамском красоты было немного. Я отправилась в Великолукскую область. В маленький поселок Западная Двина, где я, работая в школе, сняла крошечную комнату, ко мне приехала мама, чтобы жить постоянно со мной. Это было такое облегчение! Напротив маминой железной кровати мы поставили привезенный из Москвы бабушкин деревянный сундук, постелили на него самодельный матрац из тряпок, под ноги поставили два чемодана, и вышло второе ложе для меня, и сколько же оно нам служило! Сундук этот я в 1961 г. в Москву привезла! Через год нам дали комнатку в доме для учителей, еще меньше той, что мы снимали прежде. Но это была наша комната с собственной печкой, которую можно было топить, когда захочешь, не ожидая милости хозяев.
Но снова: что делать маме, как жить? На мои деньги - 600 руб в месяц - не проживем, а работать куда же ее возьмут? В первые наши западнодвинские осенние месяцы мама два раза нанималась копать картошку. Денег не заплатили, а дали мешок картошки, и как же это было кстати! Раз живем, надо жить - повторяла мама, и стали мы жить. В школе мне вскоре увеличили нагрузку, соответственно увеличилась и зарплата. Мама не работала. Иногда она уезжала в Москву к знакомым, и там ей удавалось подзарабатывать. Однажды она целое лето прожила на даче у подруги, готовя еду на большую семью. Наши отношения были тогда более или менее терпимыми. Мама знала все мои дела; когда приходили мои ученики, она любила с ними поговорить. Мы учились вязать, играли с ней в ее любимые литературные игры, вместе ходили в кино. Помню, как смотрели Похитители велосипедов. Мы жили очень оторванно от Москвы, ничего не знали ни об итальянском кино, ни о неореализме, мы просто пришли в этот вечер в кино. Когда сеанс кончился, мы обе сидели молча, в слезах. Многие зрители ушли еще в середине, а те, кто остался, смотрели на нас с удивлением: большинству фильм не понравился.