По-видимому, в это время с фруктами в Ленинграде было не очень хорошо или стоили дорого, поэтому в письме к тетушкам я просила прислать мне для проращивания косточки от яблок.
Тягу к рисованию во мне пробудила мама. Собираясь в экспедиции или на дачу, она всегда брала с собой карандаши, краски и прочие принадлежности для рисования. В её альбомах появлялись кавказские горы, альпийские луга, образы людей и бесконечное разнообразие цветов. Глядя на её работы, мне тоже хотелось рисовать, и я в свободные от уроков минуты, изображала военные сцены и картинки из собственной жизни.
Урок рисования в школе считался несерьезным. Во время него девочки переговаривались, смеялись, перекидывались записками. Я же наоборот ждала этого урока и рисовала с удовольствием. Очень хорошо рисовала Ирочка и Люда. Но почему-то учительница подолгу стояла около неё, что-то ей объясняя. Учительницу звали Капитолина Ивановна, фамилия Горбовская. Она мне казалась настоящей бедной, состарившейся художницей: предельно скромна, с тихим голосом, гладко причесанными в пучок седыми волосами и очень умными, наблюдательными глазами. Учительница напоминала мне маленькую серую мышку.
Капитолина Ивановна ставила натюрморты, геометрические объемные фигуры, например, шар, а рядом какой-нибудь предмет, вазочки с фруктами. Все это к каждому уроку она приносила в загадочной сумке – хотелось заглянуть, что же сегодня будем рисовать. В моих альбомах всегда были пятерки. У Ляли рисунки казались мне более крепкими и уверенными. Они походили на её почерк, очень твердый, какой-то взрослый. Около нас Капитолина Ивановна не останавливалась. Поставит «5» и идет дальше. Совсем по-другому обстояло дело с рисунками Люды. Капитолина Ивановна подолгу стояла около них молчаливая, взвешивающая и что-то всё говорила Люде – видно объясняла. Иногда отходила, не переставая вглядываться в произведение юной художницы, прищуривалась… Я мечтала научиться рисовать, хотела на практике познать искусство рисунка. Но, увы, моя стеснительность не позволяла мне обратиться с вопросом к учителю. А между тем, рисунки Люды прежде почти не отличавшиеся от наших с Лялькой, становились всё лучше и лучше, тверже и линии приобретали гибкость. Как-то раз я заметила в кулуарах Людину маму – Марию Семёновну Форштейн. Она о чем-то долго и много говорила с Капитолиной Ивановной.
Как лучшую рисовальщицу и остроумного критика Люду избрали редактором школьной газеты. О важных событиях в стране на первой полосе, всегда писались высказывания Ленина-Сталина или отрывки из их жизни. Далее описывались события школьной жизни в иллюстрациях и с юмором. Всё это Люда собирала, компоновала вместе, а, главное, рисовала и учеников с красными галстуками, и красные розы, и красные знамена. В общем, вся газета утопала в красном цвете. Люду очень уважали, её рисунками восхищались. Она ходила гордая и непреступная...
С учёбой у меня не всё было благополучно, и главным камнем преткновения была математика. Аккуратность? Ну какая же аккуратность без красного галстука? И хотя никто не замечал, что мы с Лялькой не пионеры, но совесть как «когтистый зверь» мучила меня.
Свободное копирование
