На следующий день, 8 мая, дебаты продолжались. Первым выступил один из лейбористских лидеров, Герберт Моррисон, человек острый и умный, превосходный оратор ядовито-саркастического стиля. Он подверг правительство беспощадной критике и, коснувшись операций в Норвегии, задал ему ряд ехидных вопросов.
— Верно ли, — говорил Моррисон, — что у нас не было единого командования во время этих операций? Верно ли, что мы посылали туда зенитные орудия без вычислителей, пушки без снарядов и пулеметы без запасных стволов? Верно ли, что наши войска в Норвегии оказались без теплой обуви в снегу и в результате были вынуждены держаться только дорог, где их легко бомбили немецкие самолеты? Верно ли, что в Норвегию направлялись ополченские бригады, даже не прошедшие бригадной тренировки? До и во время войны весь дух, темп и темперамент ряда министров — особенно премьера, министра финансов (Джона Саймона. — И.М.) и министра авиации (Самуэля Хора. — И.М.) совершенно не соответствовали требованиям момента. Им не хватало мужества, инициативы, воображения, психологического понимания, живости и самоуважения. Если эти люди и дальше останутся у власти, мы серьезно рискуем проиграть войну…
Ввиду чрезвычайной опасности, нависшей над страной, лейбористская партия решила по окончании дебатов поставить на голосование вопрос о доверии правительству. Моррисон призывал каждого члена парламента честно и беспристрастно дать оценку деятельности кабинета.
Едва Моррисон кончил говорить, как поднялся Чемберлен и в большой ажитации попросил слова. Требование голосования о доверии явно вывело его из себя. Премьер все еще не хотел понять, что его песенка спета, и судорожно цеплялся за любую соломинку, которая, как ему казалось, может удержать его на поверхности. И тут, впопыхах и в припадке раздражения, Чемберлен совершил крупную тактическую ошибку. Отвечая Моррисону, он воскликнул: «Я принимаю ваш вызов! По крайней мере, мы увидим, кто за нас и кто против нас». И затем, обратившись к скамьям консерваторов, Чемберлен прибавил: «Призываю моих друзей поддержать меня сегодня вечером во время голосования!»
По рядам депутатов пронеслось что-то, сильно напоминающее русское «ох»! Особенно большое волнение наблюдалось среди консерваторов. Еще бы! В порядке дня стоял грозный вопрос, быть или не быть Англии, вопрос, который требовал от каждого депутата подлинно принципиального подхода, свободного от всяких личных моментов, а Чемберлен не нашел ничего лучшего, как апеллировать к дружеским чувствам своих консервативных коллег. Это шокировало многих и только лишний раз подчеркивало непригодность Чемберлена для роли премьера в столь тяжелой исторической обстановке.
Действительно, последующие ораторы, критиковавшие правительство, в особенности консерватор Дафф Купер и либерал Ллойд Джордж, весьма искусно использовали этот промах Чемберлена. Попытки министра авиации Самуэля Хора и морского министра Черчилля, который произнес заключительное слово, как-то рассеять создавшееся против премьера настроение, не имели успеха. Ллойд Джордж, как всегда, был подобен бритве и закончил свою возмущенную речь словами:
— Премьер призывал всех, к жертвам. Торжественно заявляю, что он сам может дать наилучший пример в этом отношении. Его наибольшим вкладом в дело победы было бы, если бы он пожертвовал тем постом, который занимает сейчас…
Палата огласилась громовым: «Слушайте! Слушайте!»
С особым чувством я следил за Черчиллем, когда он от имени правительства заключал двухдневные дебаты. В последние месяцы до меня доходили сведения о той борьбе против Чемберлена, которую он ведет внутри кабинета. Однако сейчас, как официальный представитель этого кабинета, несущий ответственность за всю его деятельность, Черчилль должен был ее защищать или. По крайней мере объяснять совершенные ошибки и находить для них смягчающие обстоятельства. Это ему давалось нелегко и, должно быть, потому его речь была излишне длинна и не отличалась тема яркостью и остроумием, которые обычно были свойственны его выступлениям. Черчилль призывал все партии к единству и высказался против постановки вопроса о доверии, но это была уже парламентская игра, канонизированная вековыми традициями.
Поздно вечером происходило голосование. Депутаты выходили из зала заседаний через две разные двери, около которых стояли счетчики. За правительство был подан 281 голос, против правительства — 200. Формально, таким образом, правительство одержало победу, сыграла свою роль партийная дисциплина консерваторов, однако фактически, после всего, что произошло во время дебатов, это означало поражение. Тяжесть его усугублялась еще тем, что против правительства голосовало 33 консерватора, в том числе столь видные фигуры, как Эмери, Дафф Купер, Бусби, Гарольд Макмиллан[1], лорд Уинтертон, генерал Спирс и др. На стороне оппозиции оказались национал-либерал Хор-Белиша и национал-лейборист Гарольд Никольсон, а также вся группа ортодоксальных либералов во главе с Синклером.
Итоги голосования были встречены бурными овациями со стороны оппозиции. Сторонники правительства вели себя очень сдержанно. В воздухе чувствовалось, что произошло что-то чрезвычайно важное, имеющее подлинно историческое значение… Уходя из парламента, я встретил заместителя лейбористского лидера Гринвуда. Он был страшно возбужден и радостно улыбался.
— Ну, — воскликнул Гринвуд, — наконец-то мы избавились от Чемберлена!
И он крепко пожал мне руку.
Действительно, 10 мая правительство Чемберлена вышло в отставку.
Свободное копирование
