О своей беседе с Батлером я сразу же телеграфировал в Москву и 22 февраля получил оттуда ответ. В тот же день я попросил свидания с Батлером и сообщил ему содержание полученных мной указаний. Суть их сводилась к следующему: Советское правительство давало британскому правительству самые успокоительные заверения о природе советско-германских отношений и об отсутствии у Советского Союза каких-либо претензий к Скандинавским странам, а затем заявляло о своей готовности ликвидировать войну с Финляндией. Тут же Москва намечала приемлемые для нее условия мира, предусматривавшие сохранение полной независимости Финляндии, и предлагала Англии принять участие в установлении мира между СССР и Финляндией.
Батлер слушал меня с напряженным вниманием и даже с известным волнением и, когда я кончил, сказал:
— То, что вы мне сообщили, имеет исключительно важное значение. Сам я тут ничего не могу решить. Я должен доложить обо всем правительству. После того мы с вами снова повидаемся.
Когда я уходил от Батлера, то видел, как он сразу же быстро пошел, почти побежал в кабинет Галифакса. Вечером 23-го Батлер позвонил мне по телефону и сказал, что хотел бы видеть меня 24-го утром.
В назначенный час я приехал к Батлеру. Он начал с извинений по поводу того, что принимает меня он, а не Галифакс, как это следовало бы ввиду чрезвычайной важности вопроса, о котором идет речь. Но Галифакс сегодня в отъезде, а правительство не хотело задерживать передачу ответа до понедельника (24-го была суббота). Далее Батлер с несколько необычайной торжественностью сообщил, что кабинет встретил с большим удовлетворением заявление Советского правительства касательно Швеции и Норвегии, природы советско-германских отношений и общей линии поведения СССР в большой войне. Кабинет полагает, что эти заявления будут способствовать значительному очищению атмосферы между Лондоном и Москвой.
Свободное копирование
