Тетя Лида, была из породы комсомольских активисток и такой осталась до пенсии. Работая директором начальной школы – другой на станции не было, она умудрялась быть в центре молодежных интересов всех окружающих сел. Кто учился в ее школе, уже оставался под крылышком своей учительницы до самого замужества. Спортивные секции, драматические кружки при школе вела она, неугомонная мамаша троих детей (от разных браков). Всю эту ораву привязанных к ней мальчиков и девочек разного возраста она таскала каждое лето на экскурсии по Крыму и другим историческим местам, таким образом посвящая чужим детям куда больше времени, чем собственным.
Витя рос как бы в сторонке, ибо учился в городе, где и каникулы, и практика не всегда совпадали со школьными. Люда возилась с козочкой, кроликами и огородом, ей некогда было гоняться за маминым графиком полезных путешествий. Света словно зависла между этими разными интересами, и всю жизнь потом упрекала маму, что та не уделяла ей столько внимания, сколько другим.
Нет, родным детям тоже перепадало иногда счастье пообщаться с энергичной мамулей и ухватить свой кусок впечатлений от поездок! На семейных фотографиях, переполненных учениками Лидии Михайловны, можно было среди толпы найти и родные лица двух девочек, но никогда рядом с учительницей (непедагогично!), всегда в массовке, на втором плане.
Щедрая, как и все, носившие в девичестве фамилию Ченакал, она приглашала меня, Лялю и Нату погостить летом у себя в школе, при которой и жила. Несколько раз мы ездили туда по очереди и получали заряд энергии на все оставшееся лето.
Как и до войны, ни одно застолье не обходилось без песен.
– Леночка, Лида, заводите! – подавал кто-нибудь сигнал после второй рюмки.
Обе тетки были голосистые. Пели они украинские песни, да так душевно, что папа пускал слезу. К нему присоединялись женщины, разогретые своим пением и невольными воспоминаниями о своей довоенной молодости.
Я тут же бросала сестер и пристраивалась к взрослым. Как же можно без меня?
Песни чередовались с анекдотами (их «травила» тетя Лена, соблюдая приличия) и рассказами о детских проделках. Самые смешные были из жизни дяди Коли, младшего брата, который жил в городе Самбор , и по которому сестры тосковали.
Он достоин отдельной главы – как самая колоритная фигура в семье моего дедушки – Михаила Трофимовича Ченакал - и бабушки Марии Дементьевны.
Дядя Коля давно уже звался иначе – не Николай Михайлович Ченакал, а Натан Мухамедович Чайшвили, но сестры его упорно называли Колей.
Рассказывать о метаморфозе, в результате которой скромный Николай стал зваться еврейским именем Натан, мусульманским – Мухамедович и грузинским Чайшвили, можно только под хорошую выпивку и закуску. Но об этом – позднее. Это тоже похоже на анекдот.
Дядя Натан был не единственной яркой фигурой среди моих родственников, а потому я не имею права бросить их так, посреди повести (или романа, как хотите), словно они никак не задели моего существа. Еще как задели! Пусть они снова оживут...
Свободное копирование
