Десять с половиной лет разницы между мною и Наточкой впоследствии стерлись, но тогда, в конце сороковых, это расстояние казалось непреодолимым.
Меня волновала та аура влюбленности, что шла от сестры и ее подруг незримыми волнами. Как в довоенном детстве, когда я ходила с Натой в гости к ее подружкам и наблюдала их танцующими под звуки танго, так и сейчас, в их переглядываниях, перешептываниях, намеках, усмешках, мне чудились тайны. Но в них меня не пускали. Я была маленькой – в их глазах.
Много лет спустя я узнала, что тайн никаких и не было: вся компания усердно училась в институте, потом так же усердно тренировалась перед соревнованиями и приводила в порядок яхту. Ни на какие танцульки они не ходили, дни рождения отмечали за скромным застольем или прямо в походах по Днепру, А состояние влюбленности они по тем скромным временам так тщательно скрывали, что только такой собачий нюх, как у меня, на малейшие сердечные флюиды, и мог его уловить.
Зато у других молодых и влюбленных были тайны, были!
Время от времени над нашим потолком, с третьего этажа, глубоким вечером вдруг доносились нарастающие звуки голосов. Вот уже в открытую форточку влетает женский смех, потом кто-то заводит патефон…
– Ты слышишь? – шепчу я Ляльке.
Мы с нею спим рядом, в одной кровати.
– Ага… Музыка.
– Это у Володи праздник.
Володя, сын нашей соседки с третьего этажа, Марии Михайловны, тоже студент, и тоже из Металлургического института, как наш Гарик. На праздники его компания приходит к нему. Куда девают маму – не знаю, но что этот вечер, переходящий в ночь, всегда полон музыки, а ноги шаркают в танце до самого утра, – это я уже выучила. И Володиных девочек и мальчиков несколько раз видела. Хотя Мария Михайловна и Володя живут скромно, вдвоем(старшая сестра, замужняя, отдельно), и папа его тоже погиб на фронте, но друзья у него чуточку побогаче. Девушки наряднее Натиных подруг. Все в крепдешинах и пахнут изумительно.
Мы, девчонки дворовые, провожаем их жадным взглядом, сидя на скамейке возле дома, когда белобрысый Володя , худой, как жердь, но изысканно вежливый , проводит компанию мимо нас к себе на третий этаж – через парадный ход.
Да-а, девочки с прическами, на высоких каблучках, ими они стучат всю ночь во время танца, но я все прощаю – за музыку в патефоне!
Боже, какая волнующе-сладкая и тревожная одновременно музыка! Танго и фокстроты, пережив войну, вернулись на пластинках, но их так редко передают по радио! Невозможно уснуть от этих ритмов и мелодии! Почему у нас нет хотя бы патефона?!
Через много-много лет я познакомилась с одним из этих Володиных друзей, и он мне рассказал и о компании этой, и о том, как был влюблен в свою будущую жену – одну из нарядных девочек, а потом женился на ней.
Он был на десять лет старше меня, то есть – из совсем другого поколения.
– Мы были тогда все влюблены друг в друга.
Вот-вот, через потолок и стены я это уловила! Только одного не могла знать, что там, наверху, танцует с другой будущий «предмет» моего короткого увлечения, и тоже не подозревает, что совсем близко томится от предчувствий любви двенадцатилетняя девочка…
Как тесен мир!
Кстати, был он сыном генерала, и вся компания состояла из профессорских дочек да сыновей. Вот откуда и шелковые яркие платья, и высокие каблучки на туфлях, и тонкий аромат духов…
Свободное копирование
