Кроме моего дома, есть еще одно место, куда меня тянет, – дом Светы Меркушовой. Обе ее мамы – Паля и Мура – меня любят и даже просят приходить почаще. Я и прихожу, потому что Света давно болеет. Ей надо с кем-то общаться. Я – девочка проверенная – не ругаюсь плохими словами, вежлива и скромна.
Света – лежачая больная, хотя и не инвалид. Она встает поесть, а потом снова ложится. Меня это удивляет: руки и ноги у моей подружки прекрасно работают.
Мама Паля, когда я выписалась из больницы и пришла в гости, объяснила мне:
– У Светочки нашли ревматизм. Ей нельзя вставать. Ей надо побольше кушать..
Светочка, которую я давно не видела, меня сразила наповал. Я ее не узнала. В постели лежала не тоненькая, как газель, златокудрая девочка, а жирная тетя с мучнистым лицом, на нем блуждала вялая улыбка. Узнаваемыми оставались лишь кудряшки медного цвета.
Света еще и вымахала ростом…
– У тебя что-то болит? – поинтересовалась я.
– Ничего, – улыбнулась Света.– Вот смотри!
Она вылезла из-под одеяла, прошлась по комнате в ночной рубашке, снова легла.
– А чего ты валяешься в постели?
– Врачиха запретила вставать.
– А чего ты не в больнице лежишь?
– Так у меня суставы не опухли, видишь? Сердце больное.
– А-а…
Она тоже прогуляла учебный год.
Так для меня и осталось загадкой, чем болела Света. Никаких признаков порока сердца я не увидела за всю нашу последующую дружбу. И сына она в свое время родила, выносив нормально, и приступов одышки не было, как у «сердечницы» Светы Тагуновой. И суставы прекрасно работали, без всяких следов болезни.
Правда, Света все делала медленно, и передвигалась тоже. Но это уже от природной лени и большого веса. Живостью она и раньше не отличалась.
Рядом с нею я походила на тонкого кузнечика с острыми коленками. Когда Света наконец покинула свое лежбище, мы стали неразлучны, вызывая у всех улыбки весовой несовместимостью..
С этой девочкой мне было комфортно. Она никогда не злилась, не обижалась по пустякам, нам было о чем поговорить. Она по-прежнему много читала. На несколько школьных лет Света стала мне вроде сестры, от которой нет секретов. В восьмом классе мы перешли в другую школу, 23-ю, поближе к дому, смешанную, где сели за одну парту да так и просидели на ней три последних года.
Правда, дружба уже перешла в привычку и подверглась испытанию: другая симпатия, более пылкая, потеснила это приятельство. Мне не хватало в Свете темперамента, внутреннего сопротивления, критического отношения к людям. Она была классической соглашательницей, что и должно было приесться по всем законам человеческого общения двух разных людей.
И все-таки она была хранительницей всех моих секретов. Ей первой я признавалась в очередной любви к мальчику, к ней бежала поплакаться после ссор с родителями и сестрами. С нею мы пытались вытравить из моего дневника ненавистные двойки (Света училась без них). С нею мы гуляли после уроков по улице Дзержинского, потихоньку расправляясь с кулечком ирисок «ледокол» и «мяу-мяу», купленных на сэкономленные от завтрака деньги.
Гулять по вечерам нам с сестренкой разрешали только до восьми вечера, но к Свете меня отпускали даже ночевать.
Свободное копирование
