Утром рано прибежал Fred St.-John и со смехом объявил нам, что Ignace возвратился, убоялся моря. Плавание по Босфору вовсе не безопасно, надобно спешить домой, как только он покрывается рябинками. Один раз я с книгой сидел под окном; вдруг повеял свежий ветерок, и затем вихрь; Миша и Ольга поехали с одним гребцом в каике на ту сторону, также m-me de Bourges и m-me Рейнеке на базар в Стамбул. В 8-мь часов позвонили на ужин; прошел еще час, никого не видать; наконец, в 9-ть приплыла большая барка, и эти дамы приехали домой; моих же все не было видно. M-me Petala сама начала беспокоиться; наконец, явилась Ольга с Мишей под зонтиком. Только что они причалили к азиатскому берегу, поднялся вихрь, гребцы направили лодку в устье реки и наотрез отказались выйти из убежища; греки, зная море, очень осторожны. "Подождите,-- говорили они,-- пароход придет через час, и на нем вы безопасно доплывете в Буюкдере". Они оттуда пришли пешком усталые и мокрые; маленький дождик превратился в крупные капли. Мы сели за ужин, который был хуже обыкновенного. Миша тоже меня напугал порядком; он поехал на катере английского стасионера на Змеиные острова, где еще видны остатки какого-то храма, вероятно, Нептуна или Эола; с ним англичанин, женатый на Балтачи. Они вернулись очень поздно, при сильном ветре. Босфор запружен телами несчастных, погибших в море: всякий год 10 и более человек делаются жертвами волн. Пароходная езда также не безопасна: секретарь нашего посольства два раза подвергался большой опасности; пароход "Колхида" столкнулся с английским пароходом у памятника Геро и Леандра. Замечено, что несчастия обыкновенно там случаются. Миша ходил в Килию с Кумани и принес с собой белые лилии; оба ботаника не могли их классифицировать; говорят, что они выросли на месте, где христианин был замучен, и кровь чистой души оставила по себе эти цветы как памятник. Турецкое население ничего не делает, и вся торговля и промышленность в руках у греков. Последние все тешат себя мыслью, что в скором будущем Византия будет им отдана. Теперь англичане там хозяйничают, а французы наполняют их карикатурные министерства: У них есть la Banque Ottomane, которой директором маркиз Plock, очень умный человек, а вице-директор Tom Bruce, брат лорда Elgin. Этот банк завел Furnel, и они получают 10-ть процентов. Теперь Plock директором Французского банка. Он ознаменовался во время Коммуны, где, подвергаясь опасности, спас банк. Галиоти приезжал из Женевы, спас бумаги, Castelnau завернул их в plaid, когда уже коммунисты окружали банк. Какое страшное время Франция и все переживали в эту несчастную годину! Tom Bruce очень приятный господин, толстяк и весельчак; он зашибает 25 фр., a Plock все 100000 фр. Madame la marquise утешается, потому что ее супруг живет с какой-то цыганкой, женой капитана французского стасионера. Вообще в Конст не женируются. Маркиз Moustier при жене плакал, обнимая свою любовницу, принцессу Салонскую. Lady Bulver пьянствовала на стасионере и лежала на плечах у мичманов, а ее муж после Moustier унаследовал Салонскую барыню. Бульвер содержал теперешнюю m-me Caporal. Я познакомилась с Капоралем; он был с острова Крита и фабрикант мыла. Это греческое мыло без запаха расходится по всему миру и есть основание всех душистых мыл. К нам оно приходит в своей чистоте, в четвероугольных кирпичах со штемпелем; в детстве меня мыли этим мылом; кажется, оно готовится из грецких орехов. Нет сомнения, что древние греки его употребляли. Оно приходит к нам с халвой и рагат-лукум, в милых коробках из особого дерева. В Одессе есть еще в море мыло глинистое, и я помню, что по приказу доктора Карузы меня и маменьку мазали этим светло-зеленым мылом и потом обмывали в море. О, море, изумрудное одесское море, как ты хорошо, когда твои рябинки золотятся под палящим солнцем и ночью серебрятся под луною, и черные дельфины выскакивают! Когда под старость я приехала в Одессу на пароходе "Тамань", эти знакомые фантастические дельфины медленно поднимались, потому что негостеприимное море было тихо, как озеро, и под облачным небом облеклось в серый саван. Капитан нашего корабля, капитан Томилович, остаток храброго Севастопольского флота, мне сказал, что ни разу не имел такого благополучного плавания. Мы отвозили наших русских паломников из Иерусалима. Тут был несчастный еврей, совершенно сумасшедший, он все хотел раздеваться догола, и принуждены были запереть его au fond de cale {в глубине трюма.}, где он метался и выл. В Одессе его отвезли в еврейский госпиталь. В Кон мы обедали у m-me Petala в общей комнате. Туда приходили австрийцы; их драгоман замечательно ученый и сведущий человек Капораль, который приносил вести из Перы и Галаты, эти вести известны под названием les canards de Galata {Галатские утки.}. В четыре часа мы пили чай в общем столе, всегда пустом. St.-John, Mallet, Кумани, Жадовский были охотники все на наш чай со сливками и самым лучшим маслом. В посольстве их кормили с горьким маслом, а сама посланница несла молочник и всегда говорила, что этот чай разорителен; в корзинке я видела засохший croissant {рогалик.}. Все три княжны, посол и его жена рассказывали про бал, я не могла забыть, что турки выпили 1000 чашек кофею без сливок к утешению этих скупердяек, еще бы, чашки ведь с наперсток. Обед у них был изрядный, я у них познакомилась с черногорским сенатором Пламенцовым и его секретарем Боржичем. Оба плечистые, здоровенные парни. Хитров с ними говорил по-славонски, потому что их язык более разнится с русским, чем болгарский. Бедные булгары говорят почти как мы; они служат хамасами, продают кукурузу и розовые и голубые леденцы, которыми отравляла себя Melanie de Plock; не признавалась матери, что производило ее рвоту, и вечером говорила: "Non, jamais je mangerai plus des bonbons roses et surtout des bleus" {Нет, я никогда больше не буду есть розовые конфеты, а особенно голубые.}. Эта девица на детских балах набивала в узел носового платка леденцы. Когда Fred St. John ееспросил: "Comment faites-vous pour manger ces petites merveilles?".-- "En reniflant et avec la main, comme èa, avec le revers" {Как это вы делаете, чтобы есть эти маленькие чудеса? -- Вдыхаю их в себя и рукой, вот так, тыльной стороной.}. Она занималась моей моськой и раз вскрикнула: "Ah, mon Dieu, qu'est-ce que je vois, Fanny a perdu une dent, il faut la mettre chez le dentiste" {Ах, боже, что я вижу, Фанни потеряла зуб, нужно повести ее к дантисту.}. Маркиза после долгих стараний приобрела l'attention de ce cher Timoni, un dragoman de l'ambassade de Russie {внимание этого милого Тимони, переводчика русского посольства.}.
Свободное копирование
