После Нового года балы, вечера и концерты участились. Фирс Голицын меня зазвал в Филармоническую залу, где давали всякую субботу концерты: "Requiem" Моцарта, "Création" Гайдена, симфонии Бетховена, одним словом, сериозную немецкую музыку. Пушкин всегда их посещал. Тогда в "Северных Цветах" печатали стихи Трилунного. Я говорила Пушкину: "Яуверена, что Трилунный здесь". "Конечно, он стоит в углу, фамилия его Струйский". Бедный Струйский сошел с ума и умер в Оверни в сумасшедшем доме в меланхолии. Довольно и одной луны. За ним водились три. Впоследствии эти концерты утратили свой сериозный характер; сериозные давались у Певчих, и в этой зале, музыкальной прародительнице классической музыки в России, играли проезжие артисты и наш доморощенный Карл Мейер. У этого Мейера только были пальцы, но не было души; он брал такие цены за уроки, что его перестали брать; он завидовал Гензельту и старался его топить, когда играл с ним Мошелеса или Калькбреннера. Отомстил же за Гензельта Лист: он играл с Мейером в четыре руки, кивнул знатокам и так играл, что Мейера как бы не было. У Певчих сидели всегда рядом граф Ларион Васильевич, генерал Шуберт, братья Виельгорские, Крылов, Александр Андреевич, Одоевский, Карл Брюллов; во втором ряду сидела моя персона. Когда приехали Миллеры, наслаждение и восторг достигли до nec plus ultra {высших пределов (лат.).}. Старики только переглядывались и приговаривали: "А помнишь ли, Александр Андреевич, как мы игрывали квартеты Бокерини?" 4-ре брата Миллера только смотрели друг на друга и играли самые трудные квартеты Бетговена и старичка Гайдена, как одним смычком. Раз придворные певчие пели хором "Тебе бога хвалим", который кончается: "аминь, аминь, аминь". Брюллов встал и сказал: "Ажно пот выступил на лбу!" Так тесно связаны все искусства, да и наука, потому что Шуберт был великий математик. Чего доброго, и Аракчеев любил музыку, барабанную и пушечную, наверно.
Свободное копирование
