Император питал особое уважение к прусскому королю и, чтобы укрепить этот союз, предложил ему выдать свою любимую дочь Шарлотту за в<еликого> князя Николая. M-me Krüdner была в Париже. В литературном мире она известна была романом под названием "Valerie". Замечено было, что во времена политических переворотов и страшных войн литература приобретает сентиментальный характер. "Valerie" вроде романов m-me Cottin, Каролины Пихлер и Августа Лафонтена. Сама m-me Krüdner писала: "Elle n'était pas jolie, mais gracieuse, elle déversait le chawl à ravir, elle n'était pas fiancée et a dit qu'elle avait une table en marbre rose veiniée de noir, rose comme la jeunesse et veiniée de noir comme la vie" {Она не была красива, но привлекательна, восхитительно носила шаль, она не была помолвлена и сказала, что у нее был стол розового мрамора с черными прожилками, розовый, как юность, и с черными прожилками, как жизнь.} .
Эта фраза и мне нравилась в моей юности, и у императрицы Александры Федоровны был такой стол; она мне сказала: "Ma chère, c'est comme la table de Valerie" {Моя дорогая, это стол как у Валери.}, тогда был тоже в моде роман Бенжамена Констана "Adolphe", переведенный князем Вяземским. Жуковский перевел роман г-жи Sousa "Engene de Rothelin", a Карамзин писал "Остров Борнгольм", Марфу Посадницу и бедную Лизу. Лука, крепостной человек его первой жены, мне рассказывал, что Карамзин не трогал дохода своей дочери Софьи и жил очень скромно доходами с своего журнала "Мои безделки": "Мы наняли комнатки в Марьиной роще для Сонюшки, и Николай Михайлович писал "Марфу посадницу" и "Лизу русальницу", тем мы и жили. Дела наши поправились в 1810 году, когда Карамзин ездил в Тверь, где он читал первый том своей истории великой княгине Екатерине Пав<ловне>". Лука говорил, что "не будь меня да Сербиновича, историю не напечатали бы": он носил корректуру.