Дневник - 10

11 марта. Уваров -- штукарь. Он прежде старался удерживать при себе Григория Волконского, через него пробивался к Петру Михайловичу. Видя, что результатов нет, что графство ему не достается, и чувствуя, что в кураторе он имеет строгого и независимого судью, он старался всячески его избавиться. Grégoire ему сказал однажды: "Жена моя больна, не знаю, что делать, <не> придется ли мне ехать в Одессу". На другой день при докладе министр воспользовался случаем и сказал государю, что Волконский просится в Одессу. Сказано было доложить об этом при следующем докладе. Случилось весьма некстати для Уварова, что Петр Михайлович тут случился при докладе. "Сын твой просится в Одес,-- сказал государь,-- "Как так, да я ни слова об этом не слыхал!" -- "Да,-- отвечал немного сконфуженный Уваров. Бумага была подписана уже. Григорий В<олконский> отправился к министру, который отвечал ему, что "il faut saisir les occasions, qu'il a cru bien faire et rendre un service de suite, qu'il travaille rarement avec l'Emp" {нужно пользоваться случаем, что он думал сделать добро и скорее оказать услугу, что он редко работает с императором.}. Волконский хотел письменно все изъяснить государю и, кажется, с огорчением на Уварова, но отец нашел письмо неприличным и не велел его подавать. Уваров торжествует[1].

Вечером я была у императрицы. Чужих было только двое: Виельгорский Матвей и Лобанов. Говорили о портретах импер<аторской> фамилии, собранных по приказанию государя. Их всех поместят в каком-нибудь дворце по порядку родовому; нашелся даже портрет Натальи Алексеевны, дочери царевича. Хвалили портрет Елизаветы Алексеевны, писанный m-me Lebrun, еще в фижмах, следовательно в первой ее молодости, когда она была точно еще хороша[2]. Императрица говорила, что довольно странно случилось, что Е<лизавета> А<лексеевна> сделалась к ней ласковее, когда родился наследник. "Ce devait être un moment affreux pour elle, et cependant depuis ce moment elle devenu plus affectueuse pour moi. Quand mon fils est né, après le premier moment de bonheur, j'ai pensé au sort qui l'attendait: il était destiné à régner. Quant à nous, nous n'en avions aucune idée pour nous" {Это, должно быть, был для нее ужасный момент, и, однако, с этого времени она стала гораздо ласковее ко мне. Когда родился мой сын, после первой минуты счастья я подумала об ожидающей его судьбе: ему суждено было царствовать. Что до нас, то мы и не помышляли об этом.}. Что значат эти последние слова? Думала ли она, что Александр Павлович проживет долго, или она хотела сказать, что они не знали условия, сделанного с прусским королем[3]? Впрочем, Константин тогда еще не был женат на Ловичевой, а Михаил Павлович мне говорил, что он отказался от престола решительно при получении позволения на ней жениться. "Ma chère, en venant en Russie, j'admirais beaucoup la bienfaisance de maman26, mais c'était la mode de se moquer d'elle et de sa conversation qui roulait sur établissements d'éducation et des hôpitaux. Un jour à Moscou maman faisait les honneurs de ses maisons à mon père, l'Empereur Alexandre me donnait le bras et me répétait: "De l'indulgence, de l'indulgence!" -- "Mais je n'en ai pas besoin,-- lui dis je,-- j'admire, je trouve cela superbe, cela me plait et me touche". Il me regardait d'un air étonné: c'était l'imp Elisabeth qui donnait le ton à cette moquerie; au fond elle était aigre" {Моямилая, приехаввРоссию, яоченьвосхищаласьблаготворительностьюматушки[4], номоднобылонасмехатьсянаднейинадееразговороми, вращавшимисятольковокругвоспитательныхучрежденийигоспиталей. Однажды в Москве матушка показывала эти учреждения моему отцу; император Александр вел меня под руку и повторял мне: "Будьте снисходительны, будьте снисходительны!" -- "Но я не нуждаюсь в этом,-- сказала я ему,-- я восхищаюсь, я нахожу это превосходным, мне это нравится и трогает меня". Он смотрел на меня с удивлением. Это имп<ератрица> Елизавета задавала тон этим насмешкам; в сущности она была едкой.}.

После говорили о письмах импер<атрицы> Елизаветы к барону Черкасову[5], который посылан был навстречу к трем дармштадтским принцессам. Они ехали с матерью ко двору на выбор Павлу Петровичу. Письма эти найдены были между бумагами покойного Александра Николаевича Голицына.

Черкасов о всякой безделице относится к Екатерине: "Прикажете выслать зелени свежей и цыплят?" Она отвечала: "Приказано мною выслать вам зелени" и проч. "Прикажете ли дамам при представлении в городах подходить к руке принцессы-матушки?" -- "Нет,-- был ответ,-- русские дамы только подходят к своим царственным особам".

Государь перебил разговор. Я ему напомнила о Гоголе, он был благосклонен. "У него есть много таланту драматического, но я не прощаю ему выражения и обороты слишком грубые и низкие".-- "Читали вы "Мертвые души"?--спросила я.-- Да разве они его? Я думал, что это Соллогуба" (NB)[6]. Я советовала их прочесть и заметить те страницы, где выражается глубокое чувство народности и патриотизма.

Ончитал "Le Juif errant" (NB)[7]. К<онстантин> Николаевич помешался на Константинополе[8], пишет по-турецки, рисует виды Конст<антинополя>; только и разговору, что про путешествие, которое совершится летом. Он точно умен, и ум его живой и деятельный, но беда, если эту деятельность обратят на мелкие интересы. Если он из этой атмосферы не выйдет, плохо будет.

Государь ездил смотреть группы в трико у Лемольта в детском театре с наследником и герцогом Л<ейхтенбергским>; запретил продолжать эти представления. Поутру вся царская фамилия ездила в крепость служить панихиду по Павле Петровиче. "Оттуда поехал я к Михаилу Пав<ловичу> с Максом и Сашей; то-то мы там врали"[9].