Среда, 10 февр<аля>.
Вчера имел свиданье с S., у которой увы! <...> Вследствие этого я в некоторых трансах и буду трепетать за свое благосостояние еще несколько дней. Вечер кончил у Лизаветы Николаевны с Гаевским. А сегодня поутру вдруг получаю, здесь прилагаемое, письмо от Сенковского, без сомнения произошедшее от сплетен Старчевского. Надо отдать справедливость Осипу Ивановичу, он мастер писать письма -- кажется, какой чертовщины тут ни насказано! Есть и колкости и просто невежливости, а между тем, я прочел его не рассердясь и ответил хотя с достоинством, но кротко и также вежливо. Впрочем, то печальное и истрепанное положение, в котором Сенковский находится, много вело к обузданию моего гнева -- извольте гневаться на эту хворую, всеми покинутую развалину! Нет ничего грустнее, как затмение ума и таланта. Когда-то грозный барон Брамбеус -- ныне игрушка глупого книгопродавца и дрянного полячишки! Helas! helas! {Увы! увы! (франц.).} то же будет и с нами, может быть! Итак, придется покончить с "Библиотекой", причем мне, конечно, не заплатят рублей двухсот, но по крайней мере за эти деньги я приобретаю себе спокойствие. Во всем этом есть свой небольшой, хотя и довольно мизерный интерес.
Понедельник прошел шумно и бестолково. С утра гости, обедали у нас Дрентельн и Ольга Ивановна, после обеда, полежав немного, я отправился в оперу. Давали один акт "Зора", не произведший на меня особенного впечатления, затем последний акт "Лукреции", нечто вроде рвотного порошка. Это глупое il segreto per esse felice {секрет быть счастливым (итал.).} мутит мою душу. Ноден умирал так, что публика хохотала. Но увертюра и третий акт "Вильгельма Телля" (на берегу озера) повергли меня в некоторое восхищение. Тамберлик очарователен, Де-Бассини и Дидо, певшие с ним, очень хороши. Однако мейерберовское dieu le veut, dieu l'ordonne {бог это хочет, бог велит (франц.).} мне более по вкусу. Видел много разного рода; Каменский, между прочим, увлекал меня в маскарад, однако я удержался.