Дезертирство - 1

Глава 7

Дезертирство.

Когда я приехал на станцию Оловянная, то денег у меня осталось всего 25 руб. Надо было взять себе брюки, гимнастерку и фуражку казачью, а то на мне вся одежда была приискательская: широкие плисовые верхние штаны, пиджачок, кепка. Я приоделся, взял сестренке Маше ситцу на платье и платок, и осталось у меня всего лишь  5 руб. Брату не стал ничего брать.

От Оловянной до Улятуя – 60 км. Можно было бы мне уехать с почтой, но я решил идти пешком. Котомочка у меня была небольшая, да и решил поменьше показываться знакомым, потому не пошел даже через казачьи выселки (их по дороге было три), а пошел через тунгусский поселок Бырку, где не было родни и знакомых. Было совестно людей идти с котомкой за плечами, возможно ребятишки будут кричать: «Смотрите, вон бродяга идет!»

На этой дороге я чувствовал себя спокойно.

В Бырку зашел в крайнюю избу, спросил молока у одной хозяйки. Она принесла горшочек с литр, а хлеб был у меня свой, купил его еще в Оловянной. Поел хлеба с молоком и пошел, не торопясь, с тем расчетом, чтобы в Улятуй прийти в полночь, чтобы никто меня не увидел. По дороге еще поспал в двух местах часа по полтора и, как намечал, в Улятуй пришел в полночь. Из знакомых никто мне не попался и никто меня не видел.

Подошел к своему дому, зашел в ограду и увидел перед амбаром брата с каким-то парнем. Они меня не заметили, а я пошел в избу, открыл дверь и тихонько заглянул внутрь. Мать спала на ленивке около печи. Я снял котомку и негромко стал звать ее. Она сразу проснулась и говорит: «Он там, перед амбаром, иди туда». А я уже со со слезами на глазах говорю ей: «Мама, мама, это я, Андрей». Она подскочила и повисла у меня на шее, заплакала, и нараспев говорит: «А отца-то нет!». И давай мы оба плакать и рыдать. Егор, соседский парень услышал и позвал брата, сказав ему: «Иди к матери. Она что-то плачет». Заскочил брат в избу, зажег лампу и увидел, что мама висит на мне, обхватив меня обеими руками, а я ее крепко обнимаю. Он нас стал уговаривать, чтобы мы успокоились. Наконец, мать пошла ставить самовар.

Мне рассказали, как заболел отец. Он выскочил потный на двор, его просквозило ветром, приключилось воспаление легких. Потом, вижу, брат шепчется о чем-то с Егором, где бы достать бутылку водки, а денег у них нет. Я понял все это, дал брату рубль. Отправили Егора. Не успел самовар вскипеть, а Егор уже приносит полторы бутылки водки. У меня было немного колбасы и сала. Порезали ее, распили водку вчетвером. Я отдал матери   гостинцы, она, конечно, была очень рада и встрече со мной, и гостинцам. Но они еще не знали, что это было все, заработанное мною за 4 года.

Брату показалось мало выпивки, но я маленько представился, что меня развезло, и повалился спать на лавку. Так больше никто и не пошел за водкой, а утром день был будничный, и брат с Егором на спарках поехали сеять гречиху и боронить.

Мы с матерью пошли к сестре Дарье. У нее в то время было уже трое своих ребят, все мальчики: Семен, Степан, Илья, и дочка Ирина, да неродных 4, всего 10 человек. Дарье надо было одной всех обслужить, хотя жила ее семья исправно, в достатке. Ребята уже подросли, 4 своих работников. Муж Дарьи уже сам ни за что не брался, все полевые работы выполняли его дети: Роман со своими сестрами Матреной, Ниной и Аксиньей. Мачеху свою они уважали , слушались ее и звали мамой. Помогали ей водиться с маленькими. Плохо только было то, что сам зять Семен Петрович выпивал часто. Сестру очень утруждало, что он приводил нежданно-негаданно ночью гостей и заставлял ее варить, жарить на всех, пока все не нагуляются. Самой не разрешал уходить, приказывал находиться всю ночь тут же с гостями, угощать их, кипятить самовар. Этим  Семен Петрович сильно изматывал ее. А потом у Дарьи открылась женская болезнь, а врачей не  было. Был фельдшер, и он давал направление в областной город Читу, но муж на все эти болезни не обращал даже внимания. Дарья очень исхудала и как-то потухла.