Профессор

   Он из Германии туманной

   Привез учености плоды:

   Вольнолюбивые мечты,

   Дух пылкий и довольно странный,

   Всегда восторженную речь

   И кудри черные до плеч.

   А. Пушкин

   Еще до начала Первой мировой войны Шах Суварлы поехал в Германию учиться. Из дома получал регулярно помощь, позволявшую ему и учебу оплачивать и жить безбедно. Учился Шах в Гамбургском университете на медицинском факультете. Одновременно подрабатывал, работая внештатным сотрудником в лаборатории тропических болезней при университете. Учился с увлечением, мечтая, закончив учебу, вернуться на Родину и работать врачом. Но мировая война, а затем гражданская спутали все карты. Помощь из дому прекратилась. Российские однокурсники его покинули университет: часть из них вернулась на Родину, часть осталась в Германии, часть рассеялась по всему свету. Шах решил продолжить учебу во что бы то не стало. Приходилось много работать физически, часто по ночам; зарабатывать на оплату обучения, пропитание и жилье. Лекции старался не пропускать, хотя часто засыпал на них. Уже к концу его учебы Советское правительство приняло постановление об оказании помощи российским студентам, обучавшимся в иностранных вузах и изъявившим желание вернуться в Советский Союз после их окончания. В эти трудные для страны годы Советское правительство оплачивало учебу студентов и выплачивало им небольшую стипендию, на которую можно было скромно прожить, не ища дополнительных заработков. Документ был подписан Сергеем Мироновичем Кировым, и с тех пор Шах проникся к нему симпатией и уважением. Убийство Кирова его огорчило. Со слов начальника ленинградского НКВД Ф. Медведя и его заместителя И. Запорожца, отбывавших свои лагерные сроки на Колыме, занимая высокие посты, убийство Кирова психически неуравновешенным Леонидом Васильевичем Николаевым было совершено на почве ревности. На Колыме Медведь работал начальником горного управления, Запорожец - начальником управления дорожным строительством. Перед отправкой на Колыму, Сталин по их просьбе принял и сказал: «Мы вынуждены были вас арестовать: вы не обеспечили безопасность товарища Кирова, и народ не понял бы нашу мягкотелость». Вождь пообещал им досрочное освобождение и даже возвратить отобранные награды. Но в 1937-м году на Колыме они были сняты со своих высоких постов, дела их были присовокуплены к материалам «правотроцкистского блока»; их повторно судили и расстреляли...

   После успешного окончания Гамбургского университета, Шах остался еще на три года в нем для защиты докторской диссертации. Приехав на Родину, он принимал участие в создании научно-исследовательских институтов тропических болезней при Тбилисском и Ташкентском мединститутах, в развертывании стационара в степи в связи с начавшейся эпидемией чумы. Еще до начала эпидемии, микробиологи обнаружили эпизоотии заболевания среди грызунов, и это дало возможность своевременно локализовать очаг инфекции. В районе начавшейся эпидемии развернули госпиталь, из города привозили продукты питания, медикаменты, а в остальном медперсонал больницы был полностью отрезан от внешнего мира. Преобладала легочная форма болезни, наиболее опасная, как по исходу, так и по пути распространения инфекции - воздушно-капельным путем: при кашле, чихании и даже дыхании больного. Персонал появлялся в бараках госпиталя в масках и перчатках, одежда после работы дезинфицировалась. Но, несмотря на такие меры предосторожности, один из врачей все же не уберегся: пренебрег строгими правилами самозащиты, подошел к больному без маски и тем самым вынес себе смертный приговор - способов лечения легочной формы чумы в то время не существовало.

   Советская власть дала Шаху многое. Он был поглощен наукой, и неустроенность жизни его мало беспокоила. Тем не менее, от новых порядков его часто коробило, и по своей несдержанности он нередко высказывал возмущение, так что со стороны можно было принять его за злейшую контру.

   В середине тридцатых годов под бдительным оком НКВД, оберегавшего мирный труд советских граждан, находились уже все подозрительные слои населения. А тут и подозревать не нужно было: ясно, что, прожив около десяти лет в Германии, Шах не мог не быть завербованным какой-нибудь иностранной разведкой, а, скорее всего, даже не одной. В те годы в Германии поднял голову нацизм, и угроза Советскому Союзу с его стороны стала реальностью. Надо было очищать нашу страну от всех подозрительных элементов.

   В годы Великих репрессий Шаха арестовали. Дело было типичным, сценарий доказательства вины к тому времени был хорошо отработан. Бдительным чекистам стали известны и нелестные высказывания Шаха о методах строительства самого справедливого в мире общества. В итоге Шах получил двадцать лет ИТЛ.

   Всегда жестокий на следствиях к врагам Отечества, начальник следственного отдела НКВД уже после суда неожиданно вызвал Шаха к себе в кабинет и, к удивлению последнего, предложил ему чашку чая и сочувственно сказал:

   - Ну что ж, двадцать лет срок немалый, но вы еще молоды, и профессия у вас для лагеря нужная, так что отчаиваться не стоит.

   Вероятно, следователь уже знал, что и над ним самим сгустились тучи и, не видя выхода из создавшегося положения, попробовал поставить себя на место Шаха. Позже, на пересылке, Шах узнал, что начальник следственного отдела был арестован и расстрелян.

   Из Средней Азии Шах с этапом проделал долгий путь на Колыму. На общих работах он почти не работал. Врачей не хватало, и для продления жизни даровой лагерной рабочей силы, для ее «ремонта» требовались врачи и фельдшера. Шах попал в районную больницу Севлага, расположенную в поселке Беличьем в семи километрах от районного центра - поселка Ягодного. Жил в маленькой комнатке вместе с известным одесским хирургом - профессором Кохом. Несколько лет Кох, будучи заключенным, жил и работал в Магадане, делал операции и заключенным, и вольным, пользовался большим уважением у коллег и больных. Но во время гаранинщины, когда всех политзаключенных загнали за колючую проволоку и массами отправляли на прииски, «загремел» в тайгу и Кох. С прииска попал в больницу, работал врачом в хирургическом отделении. Во время войны, как немца, его снова отправили в тайгу на штрафной прииск Джелгалу, где он погиб, работая на общих работах.

   Судьба Шаха сложилась благоприятнее. Среди больных его терапевтического отделения оказался изнуренный непосильной работой на приисках пожилой человек - кожа да кости. Привести его в работоспособное состояние при скудном больничном питании было уже невозможно, «актированию» и отправке на материк 58-ая статья не подлежала, и Шах решил держать его в своем отделении, как больного, пока это будет возможно, понемногу используя в качестве санитара.

   Чтобы врачи не задерживали заключенных слишком долго в больнице, периодически комиссией санотдела производилась проверка здоровья больных, а заодно и физического состояния обслуживающего персонала. Одну из таких комиссий возглавила начальница санотдела СГПУ. В оставленном в отделении в качестве санитара больном она узнала своего дядю, отдававшего ей в детстве свое душевное тепло и поныне согревавшего ее сердце воспоминаниями прежних лет. Память о нем она пронесла через всю жизнь, хотя уже не надеялась увидеть живым.

   - Вы вернули к жизни самого дорогого мне человека, - сказала она Шаху. - И я должна вас отблагодарить. Почти вся 58-ая статья, и вы в том числе, включены в список для отправки на штрафной прииск Джелгалу. Но вас я помещу в стационар в качестве больного и буду держать там, пока не закончится промывочный сезон и минует опасность отправки на прииск на общие работы.

   К счастью, после окончания войны, режим в лагерях Колымы немного смягчился, и Шаха направили на прииск Желанный ЗГПУ в качестве лечащего врача, а затем он попал на наш прииск.