Но однажды Марина пришла домой с большим свертком, в котором оказался костюм зарубежного покроя, и вручила заграничный паспорт с его фотографией и незнакомой фамилией и именем, к которым ему предстояло теперь привыкнуть. На следующий день они уже летели в Одессу. Сидели в конце салона, Григорий - с завязанной щекой, в темных очках. Из аэропорта на такси они поехали в гостиницу «Лондонскую» на Приморском бульваре. Из окна ее был виден порт и белый лайнер, который должен был открыть ему новый мир.
В каюте корабля он с нетерпеньем ждал, когда последний гудок возвестит отплытие. И лишь когда берег скрылся за горизонтом и лайнер вышел в нейтральные воды, Григорий решил спуститься на палубу, осмотреть корабль - кусочек нового мира, но обнаружил, что дверь каюты заперта снаружи. Через полчаса вошла Марина и сказала, что теперь он сможет выходить на палубу, но сейчас она пригласила двух своих друзей, которые хотят поздравить его, Григория, с обретением свободы. Молодые люди вошли в каюту, официантка принесла бутылку коньяка и закуску. Марина и гости выпили по рюмке, а Григорий, всегда умеренный в выпивке, решил снять многодневное напряжение - пил за свободу, за свою новою родину, которой для него стал теперь весь мир. Собеседники, как он понял, говорили немного по-русски, и Григорий, не жалея ярких красок, восхвалял мир свободы, где люди не помешаны на каких-то сумасбродных мечтах и идеях, сами умеют жить и другим не мешают. Рассказал, как его насильно затащили в партию, а затем и в разведорганы, где каждый шпионит друг за другом, и что только Марина, его настоящий друг, открыла ему глаза. И он пил, смотрел влюбленными глазами на своего ангела-хранителя, и даже ее зарубежные друзья казались ему милыми и симпатичными. Все трое смотрели на него молча, затем один из мужчин подошел к нему и, сунув в лицо какую-то бумажку, четко, без иностранного акцента, произнес:
- Вы арестованы, гражданин Сорокин: обвиняетесь в измене Родине!
Сначала Григорий ничего не понял, подумал: «Это шутка!» Но когда увидел в руках одного из них пистолет, хмель мигом вылетел из его головы и он понял, что перед ним не джентльмены, а его бывшие соратники из НКВД, и вдруг закричал:
- Вы не посмеете! Я свободный гражданин, нахожусь на иностранном судне в нейтральных водах. Я обращусь к капитану!
Но знакомый ему профессиональный удар в лицо отрезвил его:
- Вы находитесь на советском судне, и в Севастополе будете водворены в следственный изолятор.
Холодный пот покрыл лицо Григория, в глазах потемнело - мир рушился перед ним... А через минуту он увидел, что джентльменов в комнате нет, напротив сидит Марина и осуждающе смотрит на него.
- Ты ведь спасешь меня? Только безумная любовь к тебе могла заставить меня пойти на этот страшный шаг! Я ведь не враг! Ты же любишь меня тоже! Я знаю это! - с отчаянной мольбой взывал он к ней.
- Вот все, что я могу сделать для тебя, - сказала Марина и протянула ему пистолет.
Она не желала ему пыток на следствиях и мучительной смерти.
- Нет, только не это! - и он стал хвататься за ее колени.
Презрительно взглянув, она оттолкнула его ногой:
- Ты даже умереть как мужчина не можешь!
Затем он увидел направленное на него дуло пистолета, вспышку... резкий удар поразил его в голову, ослепительный свет сверкнул на мгновение, и безжизненное тело рухнуло на пол к ногам его повелительницы.
На звук выстрела вошли «джентльмены».
- И этот не выдержал испытания, - медленно произнесла Марина.