Судьба людей повсюду та же:
Где капля блага, там на страже
Иль самовластье, иль тиран.
А. Пушкин
На склад Маглага из подчиненных ему сельхозлагов и рыбалок (Олы, Талона, Тауйска, Балаганного) осенью поступали в немалом количестве овощи и рыба. Вольнонаемные сотрудники Маглага, получавшие со склада продукты, заметили, что на Магаданском рынке идет бойкая торговля картошкой, капустой, рыбой и продают ее з/к, работающие на складе. Нетрудно было догадаться, что реализовывались складские «излишки». Видимо, слухи об этом дошли до начальницы Маглага А. Р. Гридасовой, и однажды нас, семь человек во главе с зав. складом Капель городским, вызвали в ее кабинет. Никто не знал зачем. В кабинете уже был ее заместитель - капитан Кузьмин, начальник оперчекистского отдела Маглага, Гроссман и еще какие-то офицеры. Когда мы зашли и выстроились в ряд у противоположной стены кабинета, Гридасова прочла приказ о том, что за воровство и продажу на базаре продуктов со склада мы подвергаемся наказанию: по 15 суток ШИзо с последующей отправкой в тайгу, на прииски. Капельгородского, как зав складом - лицо подотчетное и, видимо, учитывая его заслуги перед влиятельными сотрудниками Маглага, Гридасова в карцер не посадила, но приказала сдать склад и впредь назначать на эту должность только вольнонаемных. Все молчали, а я попросил слово и сказал, что ничего не воровал и не продавал на базаре. Гроссман тоже подтвердил, что никакого отношения к складу я не имею, и что он убежден, что к воровству непричастен.
- Это одна шайка! Всех их вы из больницы перевели в Управление, - возразила начальница. - Всех в изолятор посадить!
Магаданские лагеря сильно отличались от таежных, приисковых в лучшую сторону. Здесь и работа была легче, и постельное белье в бараках было, и приварок был лучше, хотя хлебная пайка была меньшей. Доходяги здесь встречались редко. Сначала я жил в лагере Промкомбината, находившимся недалеко от Маглага. Это был образцовый лагерь по чистоте и благоустройству. Впоследствии всех, не имевших отношения к Промкомбинату, перевели в лагерь на «Четвертый километр», расположенный довольно далеко от Маглага. Часто мы разгружали катера и баржи, прибывавшие в порт Нагаево поздно вечером, а иногда и ночью, и нам устроили общежитие возле Маглага. Обедать мы ходили в ЖенОЛП - женский лагерь, причем кормили нас по высшей категории питания. Туда же нас отправили и в карцер. Опьяненный вольным воздухом Магадана и поддержкой Гроссмана, я уже стал забывать, что нахожусь в лагере и что добиваться правды и справедливости здесь нельзя: такие поступки расцениваются как выступление против режима, мятеж против Советской власти и жестоко пресекаются. Оскорбленный несправедливым наказанием, я объявил в изоляторе голодовку. Голодом заключенных могло морить лагерное начальство, но самим невольникам принимать такие меры не разрешалось. Каждый день мне приносили штрафную пайку - триста граммов хлеба и кружку воды, а я от них отказывался. Соседи по карцеру отнеслись к моему поступку неодобрительно, но отговаривать не стали. На третий день голодовки меня надзиратель привел в кабинет начальницы ЖенОЛПа.
- На вас пришла бумага из Маглага об отмене наказания, но у меня есть докладная от начальника режима о том, что вы объявили голодовку, а это контрреволюционное преступление: саботаж, - сказала она.
- Но я же не виноват! - возмутился я
- Это решает начальство, а вы обязаны, не рассуждая, выполнять все его распоряжения.
Все же она меня отпустила. На вахте мне вернули пропуск, пояс и некоторые вещи, отобранные при обыске перед водворением в карцер. Впоследствии от Гроссмана я узнал, что ему с трудом удалось убедить Гридасову отменить решение о моем наказании. В этот же день пришла к нему на прием с какой-то просьбой начальница ЖенОЛПа. Вручив ей новый приказ Гридасовой, Гроссман попросил выпустить меня из изолятора и направить в Маглаг.
- Но он объявил голодовку! Это лагерный саботаж. Я обязана оформить на него дело, - возразила начальница.
- Он поступил необдуманно. Простите его на первый раз. Он еще мальчишка: в житейских вопросах и лагерных порядках плохо разбирается.
- Он заключенный и обязан соблюдать лагерную дисциплину! Не пойму, какое вам до него дело?
- Я действительно заинтересован в нем: собираюсь осенью поступить в ВЗПИ и сейчас готовлюсь с ним к приемным экзаменам. Он бывший студент-математик. Я порядком позабыл этот предмет, и одному мне его не осилить.
- У меня сын тоже готовится в вуз. Он ходит на подготовительные курсы. Там прекрасные преподаватели, есть даже доценты.
- Из-за характера работы я не могу регулярно посещать курсы, да и нужны мне индивидуальные консультации. С ним у меня сложилось взаимопонимание. Он знает мои пробелы в учебе. Так что, у меня просьба: помогите нам обоим. У вас ведь в руках приказ Гридасовой.
- Хорошо, я сделаю для вас все, что смогу, хотя вы знаете, что я обязана доложить начальству об объявленной голодовке.
После возвращения в Управление Маглага, я зашел к Гроссману и, несмотря на его оптимизм, выразил сомнение в устойчивости моего положения. Чувствовал, что есть у меня могущественный недоброжелатель.