Но на следующий день все выяснилось. Наша дорожная бригада расчищала снег на вольном поселке, когда к нам подошел конвоир и спросил:
- Кто здесь Павлов?
Я отозвался, и он отвел меня в дом, возле которого мы работали и где, как оказалось, жил оперуполномоченный Симановский. У него был Гроссман. Расспросив обо мне, как о заключенном (статья, срок, за что сижу), уполномоченный дал мне знакомый задачник и тоже предложил решить пару задач. Опять последовала проверка ответов. На этот раз, Симановский обнаружил, что ответы одной задачи не совпали. Взглянув на ответ в задачнике, я сказал, что это другая форма записи того же результата, что подтвердил и Гроссман. Я догадался, что Эдуард Исаакович на всякий случай решил запастись согласием оперуполномоченного на наши занятия, так как рано или поздно стукачи доложили бы Симановскому, что Гроссман проводит вечера с подозрительным политзаключенным.
Дня через два наши занятия начались. Занимались мы после работы три-четыре раза в неделю по часу-полтора. В остальные дни Гроссман решал заданные мной задачи самостоятельно. Он быстро наверстывал забытое и упущенное. Жена Гроссмана, заходя за ним после работы, ревниво поглядывала на меня, спрашивая, когда он придет домой. Долго еще лагерные придурки, видя меня в кабинете Гроссмана, удивленно рассуждали: «Что общего может быть у начальника с этим оборванцем?» А я и сам раньше не мог предположить, что знание математики пригодится мне в лагере. Во время одного из занятий Эдуард Исаакович вызвал заведующего вещевым складом и, указав на меня, сказал:
- Подбери ему приличную одежду!
- Но на складе сейчас нет ничего подходящего.
- Найдешь!
На следующий день после работы я зашел на склад. Поняв, что «навара» не будет, зав. складом привел меня в помещение, заваленное брюками, гимнастерками, телогрейками, ботинками, немногим лучшими, чем те, что были на мне. Ничего не выбрав, я зашел в его конторку.
- Так ничего не выбрал?.. Ладно, есть у меня тут пара. И он принес мне довольно приличные брюки, куртку, телогрейку, ботинки, шапку. Они оказались мне впору. Вот только вместо куртки мне достался немецкий военный френч и, когда я на следующий день зашел в кабинет Гроссмана, он воскликнул:
- Ну, фриц! Настоящий фриц!
Теперь, когда я заходил к Якову Михайловичу, он нередко спрашивал меня:
- Как успехи у вашего «августейшего ученика»?