Дней через десять после приезда на Дусканью нас стали переводить в бараки сангородка. Всех раздели, дали белье: рваное, латаное, серое от многократной стирки, вероятно, без мыла. Мы заняли места на нарах-вагонках, получили матрацы и подушки, набитые сеном, и большие серые американские одеяла; простыней и наволочек здесь тоже не было. Электрический свет в бараках, как и на прииске Марины Расковой, отсутствовал. Сначала я попал в последний барак с двумя окнами, в котором кроме нас, доходяг, находились еще человек десять выздоравливающих, не поместившихся в больничном корпусе. Среди них был частично парализованный урка, бывший помощник бригадира забойной бригады. Он долго безнаказанно издевался над одним из работяг-фраеров. В конце концов тот не выдержал: ударил блатного по голове кайлом и пробил ему череп. Нападение на блатных было не частым, но и не единичным случаем, когда безвольный, загнанный в угол доходяга расходовал последние силы, чтобы отомстить своему истязателю. Друзья по клану часто заходили навестить своего кореша, приносили жратву, курево; а он, пришедший в сознание после страшного удара и немного подлечившийся в больнице, демонстрировал им свои физические возможности, ковыляя возле нар. У него была парализована нога и рука, вероятно, навсегда; но он еще надеялся на выздоровление. Как-то один из доходяг барака пренебрежительно отозвался об этом блатном инвалиде в его присутствии. Упитанный, свирепый, с трудом ковылявший на костылях, вор направился за фраером, чтобы проучить своего обидчика, а тот в страхе с воплями убегал от блатного - парализованного инвалида.
В палате оказалась книжка - какое-то пособие для полеводов, невесть каким образом попавшее в инвалидный барак. Она была неинтересной, но я стал читать ее, так как ничего другого не было. Вскоре начальник лагеря распорядился привлекать доходяг-инвалидов к посильной работе, увеличив им пайку хлеба до 700 граммов. Работать мы должны были полдня. После завтрака нас одевали в потрепанную, грязную одежду и выводили без конвоя за зону собирать дрова для лагеря, не снабдив никакими для этого инструментами. Вблизи лагеря все деревья были спилены, корни их выкорчеваны, хворост подобран, и нам приходилось брести за дровами довольно далеко. Для здорового человека это была бы приятная прогулка, но для нас, истощенных голодом и тяжкой работой на прииске, оказалось физической мукой. По дороге мы еще кое-как плелись, а ковылять по бездорожью было нелегким испытанием. Ноги застревали в снегу между кочками, и вытаскивал я их с неимоверными усилиями. В результате четырехчасового похода, мы возвращались на вахту с жалкими пучками хвороста вместо дров. Я уже решил было отказаться от такой «работы», когда дежурный вохровец задержал меня у вахты, сказав, что начальник режима вычеркнул меня из списка з/к, допущенных к бесконвойному хождению за зоной, - видимо, сказался 2-ой пункт 58-ой статьи. Старший санитар оставил меня для работы в зоне: пилить дрова, рубить ветки, разносить их к печам помещений сангородка.
Бродя в свободное время по лагерю, я обнаружил, что в КВЧ имеется небольшая библиотечка, и взял почитать книгу Алексея Алексеевича Игнатьева «Пятьдесят лет в строю». Меня к этому времени перевели в другой барак сангородка, в котором оказалось великое множество клопов, к укусам которых у меня была идиосинкразия. Клопы устраивали нападение ночью, примерно часов с двенадцати. Поэтому я сразу же после ужина закутывался в свое большое американское одеяло с головой, не оставляя ни малейшей щели для паразитов, и, почти лишенный воздуха, засыпал. Часа через четыре клопы все же находили дорогу к моему телу. Сначала один, два, а затем и целая свора их начинала неистово грызть меня. Я вскакивал, сбрасывал с себя одеяло, подходил к дверям барака и стоял там, ожидая, когда очередной клоп упадет с потолка на мою стриженую голову, чтобы сбросить его на пол. Странным казалось, что здесь, на Крайнем Северо-востоке, где температурный столбик зимой часто опускается ниже 50-ти градусов мороза, летом на полигонах тучи комаров и мошки жаждут выпить последнюю кровь заключенных, а в старых бараках нашли себе приют несметные полчища клопов.
Как-то ночью я проснулся, почувствовав, что кто-то тащит из-под меня книгу, спрятанную под матрацем. Зачем нужна была ему книга, я не знал. Но доходяги часто воруют все, что можно украсть, даже без всякой надобности. Возможно, это один из доступных им способов самоутверждения - желание убедить себя в том, что ты еще на что-то способен, что не все человеческое в тебе исчезло. Клопы еще не начали одолевать меня, вставать не хотелось, и я стал «во сне» переваливаться на книгу так, чтобы злоумышленник не смог ее достать. Через некоторое время он оставил свои попытки и ушел, а я, решив, что в дальнейшем буду заворачиваться в одеяло вместе с книгой, вскоре уснул. Днем я и раньше всюду носил книгу с собой. Но в эту ночь, когда клопы начали грызть меня и я вскочил с нар, книги подо мной уже не было - похититель все же вытащил ее, пока я спал.
Свободное копирование
