Ну, а скоро вновь проснешься
Ты на нарах, как всегда,
И, кряхтя, перевернешься;
Крикнешь: «Здрасьте, господа!»
Господа зашевелятся,
Будто этого и ждут.
На решетку помолятся,
На оправку побегут.
Из песни блатных
На прииск Дусканью мы попали на третий день путешествия. Здание сангородка располагалось в общей зоне лагеря и состояло из семи помещений барачного типа, с общими стенами вдоль длинных сторон. Бараки были полутемными даже днем, так как каждый из них имел лишь небольшое окно в торце. Светлее было в последнем бараке, в котором были два окна, выходящих на разные стороны. Вдоль бараков шел длинный узкий коридор, с одной стороны которого было три окна, а с другой двери в бараки. Здесь же находились кабинки фельдшера и старшего санитара, раздаточный пищеблок и склад постельных принадлежностей и одежды.
Когда мы приехали, помещения сангородка были на ремонте, и нас поместили в подконвойку. Это был довольно большой барак, уже полностью заполненный доходягами, приехавшими сюда с разных приисков горного управления раньше нас. Нам остались места лишь на полу или под нарами. Подконвойка, находясь внутри общей зоны, была, как и на других приисках, отгорожена от нее колючей проволокой, но сейчас, когда здесь находились этапники, ее запирали лишь на ночь после поверки. В дороге лагерные старожилы утверждали, что пайка заключенного священна и, как только мы приедем на место, нам вернут хлеб за все три дня. Вот тут-то мы наедимся! Но вскоре мы убедились, что у лагерного начальства для заключенных, так же как и у блатных для фраеров, священных законов нет. В сангородке на нас не рассчитывали. Лишнего хлеба не было, и вообще: кормить надо работяг, а бездельники и так перебьются, не подохнут; а подохнут тоже ущерб невелик - новых, свеженьких с материка пришлют. Караваны судов с невольниками прибывали в Нагаево без перебоев: война подбрасывала все новые контингенты преступников. Конвейер: арест - тюрьма - суд - этап - лагерь - братская могила - не останавливался ни на минуту.
Вечером в день приезда в сангородок нам дали всего по двести граммов хлеба и баланду, мало отличавшуюся от тепленькой водички. Работяги уже поужинали, в столовой было темно. Я, положив рядом свои драгоценные двести граммов, приподнял двумя руками миску с живительной влагой, хлебнул ее и решил закусить хлебом. Но не тут-то было! Тщетно ощупывал я участок стола возле своей миски - хлеба нигде не было. Кто-то, более проворный, в темноте подхватил его и сунул себе в рот. Так что пир, увы, не состоялся!
Как «временным инвалидам» нам назначили норму питания: 400 граммов хлеба в сутки. Но на руки мы получали лишь 360 граммов, так как 40 граммов муки шло на изготовление «дрожжей» - белой мучнистой жидкости, похожей по внешнему виду на молоко и содержащей витамины группы «В» и «РР». Ею угощали нас перед обедом для укрепления здоровья. Неизменной добавкой к нашему рациону была и отвратительная жидкость - раствор стланика, уберегавший нас от цинги. Его нам выдавали бесплатно, ничего не вычитывая из нашего скудного рациона.
Свободное копирование
