В список меня все же включили, определив временно четвертую категорию труда - инвалидность вследствие резкого истощения и авитаминоза; и вскоре нарядчик зачитал список з/к для отправки на этап, предупредив что на работу нам выходить не нужно. Мы остались в бараке. Затем пришел начальник лагеря и сказал:
- Машина будет после обеда, а до обеда пусть поработают на проходнушках.
Проходнушка представляла собой небольшой шлюз - «бутару», длиной два-три метра, с бункером, в который высыпались пески и заливалась ведрами вода. Проходнушки обычно устанавливались у недоработанных забоев, на небольших золотоносных участках. Грунт из забоя приносили носилками; воду - ведрами или бачками, набирая ее из ближайшего водоема; пески в бутаре перемешивали скребками. Производительность труда рабочих была низкая, но все же хлеб они ели не даром. Нас вывели на ближайший от лагеря участок промывки. Проходнушка была одна, пара носилок, два ведра, два скребка и несколько кайл и лопат, а нас - человек двадцать пять. Мы работали по очереди. Я стоял и ждал своей очереди, когда ко мне подошел конвоир; в руках у него была палка, кажется, треснувший черенок лопаты.
- А ты чего стоишь, не работаешь? - спросил он и, не дожидаясь ответа, ударил палкой по руке, выше локтя.
От боли я чуть не взвыл - схватился за руку, а палка в руке вохровца раскололась надвое.
- Крепкие у тебя кости! - воскликнул он удивленно. - А ты в сангородок едешь. На тебе еще пахать и пахать можно!
На обед в лагерь нас уже не повели - выдали сухой паек: по полукилограммовой пайке хлеба и куску селедки, по столовой ложке сахара. Наконец, появилась машина - старенький газген. Нас вручили двум конвоирам, и грузовик медленно пополз; но все же мы двигались на юг. Я пробыл на прииске около четырех месяцев, а мне казалось - целую вечность. Мы навсегда распростились с проклятым прииском, надеясь, что хуже уже не будет.
Свободное копирование
