В бригаде - 1

   Здесь под небом седым, в Колыме, нам родимой,

   Слышен звон кандалов, скрип тюремных дверей,

   Люди спят на ходу, на ходу замерзают,

   Кто замерз, тот и счастлив - того больше не бьют.

  Из лагерного стихотворения

   За время промывочного сезона, продолжавшегося на Колыме со второй половины мая до конца сентября, нашу бригаду три раза переводили с одного полигона на другой, с одного промприбора на следующий. Как и большинство заключенных в бригаде, я работал в забое: кайлил грунт, насыпал его в тачку и по деревянным трапам отвозил и разгружал в бункер промприбора.

   Забойные трапы представляли собой сеть довольно узких досок, проложенных цепочками от каждого забоя к бункеру промприбора, куда стекался со всех участков полигона грузопоток добытых песков. Доски подстругивались на стыках и соединялись между собой стальными пластинами, скобами или просто гвоздями. Вблизи бункера и по главным магистралям трапы тянулись парами: грузовой из более широких и массивных досок, плотно прилегавших к выровненному под ними грунту; и холостой, обработанный и уложенный не столь тщательно. По грузовому трапу груженые тачки устремлялись к бункеру, по холостому - пустые возвращались к забоям. К каждому забою подходили ответвления трапа («усики») в виде одиночных или двух, последовательно уложенных, досок. Забойщики работали обычно парами. В распоряжении каждого была тачка, кайло и лопата. Один из работяг кайлил грунт и насыпал его в тачку; в то время как его напарник отвозил и высыпал в бункер уже загруженную песками вторую тачку. Через некоторое время забойщики менялись ролями.

   Катать груженую тачку по трапу - дело нелегкое и требует физической силы и навыка. Как и езда на велосипеде, умелое управление тачкой требует определенного времени на освоение процесса; для облегчения работы откатчика центр тяжести тачки должен находиться приблизительно на одной отвесной линии с осью колеса. Но нам времени но обучение не давали, с первого же дня требуя выполнение нормы. Особые трудности испытывает забойщик при переходе колеса тачки с доски на доску, при откатки ее на подъем к бункеру промприбора. Поначалу колесо тачки довольно часто соскакивало у меня с трапа на почву, грунт частично рассыпался и град отборной матерщины забойщиков, кативших тачки сзади по тому же трапу, заставлял меня шевелиться: быстро ставить колесо тачки на трап или убирать ее в сторону. Дополнительные трудности я испытывал из-за близорукости, которая до войны у меня была минус три с половиной, а на прииске уже подбиралась, вероятно, к шести. Мои очки разбились еще в контрразведке, запасных не было, достать новые в послевоенное время было трудно, и с тех пор я ходил без очков. В лагере зрением не интересовались: ложку мимо рта не проносишь - значит и тачку катать сможешь. Впрочем, ложек в лагере не было: жидкую лагерную баланду выпивали «через борт» - край миски.

   Емкость тачки была примерно 0,1 - 0,12 кубометра, и полностью груженная она весила около двухсот килограммов. Для выполнения сменной нормы нужно было накайлить более сорока тачек крепкого, иногда смерзшегося, грунта, загрузить его в тачку и откатить к бункеру на расстояние ста - сто пятидесяти метров; для звена из двух человек эта норма удваивалась.

   В давние времена, еще про Берзине, в некоторых бригадах, в целях наглядной агитации, для очень сильных мужиков атлетического сложения, с развитой мускулатурой изготавливали «красные тачки», емкостью в полкубометра. Обслуживали рекордсмена два здоровых мужика: один из них кайлил грунт, другой наваливал его в тачку, пока тачечник увозил к бункеру другую. Норму питания для таких стахановцев не устанавливали - повара кормили их «от пуза». Столики в столовой для них устанавливались на сцене, имевшийся на случай концерта художественной самодеятельности, митингов или собраний заключенных лагеря. Работники столовой превращались в официантов и обслуживали ударников лагерного труда, как в ресторане. Когда я работал на прииске не было уже ни здоровых мужиков, ни красных тачек, ни усиленного питания.

   Во время войны и в первое время после окончания ее на Колыме были, в основном, американские продукты, одежда, машины, оборудование и инструменты. Очень удобными были американские лопаты. Шейка для насаживания черенка была изогнута так, что центр тяжести груженой лопаты был ниже оси ручки, - работать ею было легко. Лопата была совковой, но имела острый и прочный штык, позволявший легко врезаться в грунт. За хорошую лопату, кайло или тачку забойщики нередко дрались. Мы, казалось, потеряли уже все: н»чем больше дорожить, сама жизнь не мила. И все же страшно огорчались, если попадался плохой забой, лопата, тачка, если в столовой доставалась жидкая похлебка, пайка без «горбушки», которая была суше и больше по объему, чем «срединка». Как повествует лагерная прибаутка, зэк» жалуется соседу: «Всю ночь не спал - горбушку ждал. Срединку дал. Твой рот едал!» Несмотря на физическое и умственное истощение, доходяги, безропотно подчинявшиеся надзирателям, конвоирам, бригадирам, часто проявляли агрессивность во взаимоотношениях между собой и готовы были сцепиться друг с другом по самому незначительному поводу: «Меня все бьют, так почему же я не могу ударить более слабого за то, что тот не там встал, не так повернулся, не отошел в сторону, когда я нес в столовой миску с горячим супчиком?» Добрые чувства к соседу в каторжных условиях приисков исчезали, как невостребованные.