В бараке, где размещался импровизированный клуб, в отдельной кабинке жил полный, высокий мужчина, ни с кем из зэков не общавшийся. Он жил, как отшельник, на работы не выходил, числясь инвалидом. Все прибалты в лагере поклонялись ему. Это был бывший адмирал латвийского флота — Спаррэ.
Затем бригаду Кулиева перевели на строительство деревообрабатывающего комбината — ДОК, и я был поставлен тягать тачки, груженные кирпичом. Я не мог никак понять, зачем этот сифизов труд, когда можно бы сгружать кирпич ближе к кладке. Так я работаю все лето 1950 года. В Экибастуз продолжают прибывать этапы. С одним из них из Москвы прибыл иранский летчик, Гасан Парвизпур. Высокий, стройный с красивым смуглым восточным лицом. На объекте знакомлюсь с Андреем Шимкевичем, небольшого роста, с правильными чертами лица и светлой бородкой клинышком. Говорит картавя, с ошибками. Свою историю скрывает. Ее я узнаю только на воле, когда мы встретимся в Москве. Об этом расскажу позже.
В это время в лагерь, где не было ни одного блатного, спецнарядом из Джезказгана прибыли трое «сученых» воров. Троицу возглавлял Александр Золотун. По кличке «Боцман». Красивое лицо закрывала блатная челка светлых волос, голубые глаза и фиксы на передних резцах. Он не расставался с тельняшкой. Второй — Сергей Шлычков, высокий, долговязый парень, все тело которого было растатуировано до предела. Как-то в бане я разглядывал рисунки на его теле и увидел наколку даже на члене. Третий — Алексей Евдокимов, родом из Керчи. Среднего роста, тоже с челкой светлых волос и фиксой он был серьезен и задумчив. Все трое имели 58-ую, которую они получили видно за побег или попытку к нему. Начальство сразу поручило «Боцману» формировать новую бригаду и я, на свой страх и риск, в надежде, что будет легче, перешел в бригаду Золотуна. Так и оказалось, «Боцман» не давил на своих бригадников, на объекте мало интересовался работой, спят ли на солнышке зэки или копашатся. Но зато все наряды приносил неизменно с перевыполнением 100 % работ, что вызывало радость зэков и начальства.
Как-то раз я присутствовал при закрытии нарядов. «Боцман» подносит на подпись вольному прорабу, молодому казаху, заранее написанный наряд. Прораб смотрит на наряд и говорит:
— Кунак, зачем так много написал? Разгрузка досок, подноска досок на 200 метров, укладка досок, такая работа ты не делал, не могу такой бумаг подписать.
— Ты что, падло, — отвечает «Боцман», — хочешь моих работяг оставить без куска хлеба, тебе что, сука, не жалко зэков?
— Кунак, — снова начинает прораб, — можно немного, я понимай, написать, но не так.
Тогда подключается к разговору Сергей Шлычков. Он вынимает из-за пояса длинный нож — «саксан», и, показывая его прорабу, говорит:
— Вот, сука, не подпишешь, не выйдешь за зону живым, а то еще на тебя бригадников натравлю, так они из тебя мясокомбинат сделают, понял?
Прораб бледнеет, но не сдается:
— Ты меня не пугай, я здесь у себя страна-хозяин. Но наряд подписывает. Бригада обеспечена дополнительным хлебом, все довольны, а на прораба наплевать. И так повторялось ежемесячно.
Запомнился и такой случай.
Конвой вел нашу колонну на работу. Начальник, молоденький старшина, вдруг дает команду лечь на землю. Так бывало часто, когда начальник конвоя хотел показать свою власть над беззащитными рабами-зэками.
Все легли на дорогу, а Сергей Шлычков остался стоять. Начальник дает автоматчикам команду стрелять и в этот момент Сергей Шлычков раскрывает грудь, обнажая на ней искусно вытатуированные портреты вождей — Ленина и Сталина и кричит автоматчикам:
«Стреляйте, гады!». Молодые солдаты растерялись, глядят на начальника и на Шлычкова. Тогда начальник дает команду: «Всем подняться и следовать пятерками дальше». Потом Шлычков мне рассказывал, что часто пользовался этим методом в разных лагерях, в частности в Джезказгане.