От NRC остались хорошие воспоминания. Руководство и обеспечение были грамотными и эффективными. Запомнились контакты с мастером, изготовившим механическую часть нашего прибора. Я впервые видел пролетария, который работал и вел себя как интеллигент. В его мастерской целую стену занимали полки с каталогами. Непривычно богатый выбор приборов и материалов был благом, но создавал свои проблемы. В этом необъятном рынке надо было ориентироваться по книгам – век интернет-коммерции еще не наступил. Мне, конечно, помогали, так что проблемы решались быстро. Если на родном физфаке я бежал от эксперимента, как от огня, то здесь создание установки превращалось в приятный творческий процесс выбора материалов, проектирования конструкции и продумывания методики.
NRC запомнился своеобразным распорядком рабочего дня. Приходили в 8.30 утра. В 10.00 полагалось идти пить чай. В 12.30 был ланч, а в 15.00 еще один чай. Уклониться от чайных церемоний было невозможно. Все должны были собираться в столовой. Начальник отдела погружался в жизненные воспоминания, и его терпеливо слушали. Болтали о том - о сем, спрашивали меня о перестройке, Горбачеве и Достоевском, привычно поругивали американцев. Невзирая на угрожающие сокращения, работали в естественном темпе, без стрессов и суеты. Если не считать длинных совместных трапез и чайно-кофейных ритуалов, времени зря не теряли. Как и в других канадских государственных учреждениях, в здании стоял густой запах кофе. В этом неспешном убаюкивающем ритме требовалось глотнуть известную дозу кофеина, дабы расшевелить дремлющие мозговые извилины.
Свободное копирование
