Пасмурным холодным днем встретила меня впервые магаданская земля своей неприкрытой суровостью и, как мне показалось, пространственной пустотой. Память моя до мельчайших подробностей запечатлела эпизод этой встречи с незнакомым мне краем. Я прилетела на Колыму в октябре месяце 1976 года на стареньком самолете ИЛ-18. После процедуры проверки документов пограничниками я наконец-то вышла на трап, стоявший возле самолета, чтобы вдохнуть хоть маленькую порцию свежего воздуха. Было морозно, но я сразу обратила внимание, что дышалось легко. Любопытный взгляд задержался на пустоте огромного пространства. В круговом обозрении были видны припорошенные снегом сопки, сопки и сопки. Застывший край.
- Боже мой, куда меня занесла судьба, здесь холоднее, чем на Урале. Это были первые слова, произнесенные на трапе самой себе.
–Тебя насильно никто не тащил. Ты же поехала улучшать свое материальное положение, а не за романтикой. Принимай и терпи, а там видно будет,- не без иронии успокаивала я свои расстроенные чувства. А они были самые противоречивые. И, естественно, картины бескрайнего пространства не радовали ни мой глаз, ни мое воображение.
- Богом заброшенный край, как здесь живут люди,- подумала я. И тоска по уральской земле, по тем местам, где я родилась, провела детство и юность, всколыхнула мое сердце.
-Придется привыкать, ведь не на экскурсию приехала, а жить, - согласилась я, и, чтобы не раскисать, направилась в аэропорт, держа за руку двухлетнего сына, в сопровождении дежурной.
Теперь, спустя тридцать лет, я могу сказать, что я благодарна судьбе. В этом, как мне показалось, Богом заброшенном крае, куда не ходят поезда, я полюбила все, что окружало меня. Полюбила холодную зиму с ее пятидесятиградусными морозами и жаркое лето. Полюбила природу. И людей, с их трагическими судьбами. Не сломались они на этой земле. Ибо уберечь им свои души помогала она, суровая, на первый взгляд, но такая щедрая и, любимая ими, магаданская земля. Земля, где в бесконечном пространстве скрыты картины удивительной красоты.
Картины северной природы на первый взгляд скромны. Но это на первый взгляд. Кто хоть однажды увидел эту первозданную прелесть Божественного творения , без преувеличения скажу, восхищение ею в своей душе оставил навсегда. Первое, что сразу бросается в глаза, когда едешь по колымской трассе, - это леса, леса и леса. Да и поселки тоже окружены зеленым океаном лиственничных пород. На тысячи километров простираются они в Магаданской области. Лиственница - это королева колымских лесов. Ее пробуждение после долгой зимней спячки было всегда удивительно. Она, как девственница, старалась, как можно дольше, продлить этот чистый период своего пробуждения. Но смолистый запах ее девственной красоты и свежести уже кружил мне голову и наполнял энергией жизни июньскую спячку. Этой красавице хватало одной ночи, чтобы успеть облачиться в изумрудное платье и утром радовать глаз своей божественной красотой и источать тот аромат, который ни за какие деньги нигде не купишь. Каждая ее веточка осторожно несла ту чарующую глаз красоту весеннего пробуждения Ее листочки-иголочки, нежные и хрупкие, отдавались во власть солнечного тепла, света и радовали глаз человека. Энергия ее животворящей красоты переполняла мою уставшую душу после долгой холодной зимы. Хотелось все бросить, уйти или уехать на природу. Так мы и делали. И лиственичий лес тоже был рад нашему желанию. Он не прятал своих красот, он щедро делился ими с человеком. Душа на время отдавалась во власть этого волшебника, который исцелял усталое сердце от бесконечных проблем.
Настоящим открытием в пробуждающемся после долгой зимы лесу был для меня розовый ландыш. Я не могла предположить, что вечно промерзшая земля сурового колымского края может дать жизнь такому хрупкому цветку, как розовый ландыш, с его неповторимым, тончайшим ароматом. Каждый цветок в отдельности имел только свою неповторимую окраску. В природе не было одинаково окрашенных розовым оттенком цветков. То ли сила солнца руководила выбором цвета, то ли почва по-разному отдавала свою любовь своим первым, нежным и красивым первенцам, пробуждающим природу матушки-земли.
Честно говоря, меня всегда поражала быстротечность ее пробуждения. Откуда она брала силы? Почему так щедро ею делилась со всем, что рождалось от нее и в то же время питало ее. Ведь на длительность колымского лета рассчитывать не приходилось. Оно всегда было скоротечно. За завесой этой тайны скрывались белые ночи. В июне месяце они радовали природу. Именно белые ночи продлевали световой отрезок времени для всего растущего на Севере и щедро отдавали природе свою энергетику даже тогда, когда человек предавался ночному сну и на время забывался от дневных проблем. А сила этого природного явления делала свое дело, и его волшебному могуществу приходилось удивляться. Любой ягоде хватало сорока дней, чтобы успеть отцвести, налиться соком и с помощью силы солнечных лучей напитать сладостью свои плоды. Так было и с жимолостью. Это была первая ягода, можно сказать, долгожданная.
Уже в начале июля жимолость подлечивала нас своим урожаем после затянувшейся колымской весны. Мы с удовольствием, как бы не была трудна дорога, пробирались через таежные чащи в поисках плантаций, на которых были разбросаны ее кусты. Они были усеяны ягодой. Вытянутой, крупной слезой висели они на кустах, сверкая на солнце иссиня-перламутровым оттенком. А по вкусовым качествам эта ягода соединяла в себе аромат малины и лесной клубники. Мы ее собирали ведрами. Я ее никогда не варила, даже не перебирала, а засыпала сахаром, и в свежем виде вместе с листочками и веточками она хранилась в холодильнике до самого Нового года. Жимолость любили и медведи. Для них она была тоже первым лакомством. Они в отличие от человека наслаждались ее вкусом, часто лежа на бочке. Я знаю много случаев, когда мои знакомые, увлекшись сбором этой ягоды, неожиданно наталкивались на лежащую пушистую громадину под кустом, в испуге бросали ведра, до краев наполненные ягодой, и что есть мочи убегали, спасая себя. А мишка только был рад человеческому страху, еще раз напоминая ему:
-Кто в лесу хозяин?
. Созревание жимолости напоминало о заготовке сена нашему подшефному совхозу.
Начиналась пора сенокоса. Каждое лето нашей школе давали задание - накосить до двух тонн сена в качестве спонсорской помощи совхозу, который находился недалеко от нашего поселка. Мы с большим удовольствием выполняли эту норму. Искать разнотравье не составляло труда. Оно было везде, где был лес. Целую неделю небольшой командой, состоящей из учителей и учеников старших классов, жили в тайге, разбивая свои временные лагеря возле речек. Приятное совмещали с полезным. Наши мужчины косили сено, а в перерывах ловили хариусов. Мы собирали эту траву в кучки, поддерживали очаг и готовили кушать. Поэтому рыбный день на природе был не в тягость, а в радость нашим желудкам. Даже запах варившейся ухи вызывал слюноотделение. Однажды именно он стал причиной внезапно возникшего у нас с Леной Ивановой, работающей тогда заведующей библиотекой в нашей школе, моей приятельницей, страха встречи с медведем в тайге.
Мы, как всегда, кашеварили у костра в отсутствии наших мужчин. Жарили хариусов на сковородке. За приготовлением пищи и разговорами подзабыли, что мы в тайге. Окончательно расслабились, и я, переворачивая поджаренного хариуса на сковородке, вспомнила, как Валентин Никифорович Гавриленко рассказывал, как он на рыбалке тоже на костре жарил лондорики. Естественно, необычное название этого яства заинтриговало мою подругу.
-Что это еще за лондорики? Я впервые слышу не только это слово, но мне интересно , что же за продукт скрывается под этим названием?
-Ты знаешь, я не знаю рецепт, который был изобретением Валентина Никифоровича, но точно знаю одно, что это был его экслюзив. Когда они сплавлялись по реке Кула, у них закончился хлеб, а мука была. Вот Валентин Никифорович и жарил лодорики. По-моему, они, судя по рассказам наших мужчин-учителей, напоминают пончики. Но бывалый в путешествиях Шостов Толя говорил, что ничего вкуснее в своей жизни не едал. А Курако ,когда речь заходила о приготовлении пищи в тайге, всегда подчеркивал, что лодорики от Валентина Никифоровича- это что шляпка от Шанель: высочайший класс! Так что ,моя дорогая, есть чему поучиться и мужчин. А Куриленко какие салаты из ничего придумывал!- на этой восторженной ноте я невзначай повернула голову в сторону наледи. Мне показалось, что на конце наледи кто-то движется в нашу сторону. Длина ее примерно была с километр. Это была огромная ледяная глыба, лежащая у подножия сопки неподалеку от речки.
-Лен, по-моему, к нам в гости идет медведь…. – со страхом в глазах быстро проговорила я.
Минут пять мы безотрывно смотрели в сторону этого, как нам казалось, движущегося в нашу сторону фантома. Сомнений не было.
-Медведь. Лен, это точно медведь. Он идет на запах жаренных нами хариусов. А на наледь он вышел неслучайно. Солнце, посмотри, в пике зенита. Я слышала много историй, когда столбик термометра переваливал за плюс сорок по Цельсию, медведь , спасаясь от жары, выходил на наледь Что будем делать?.
Зрачки мои , думаю, были уже невероятных размеров, Слава Богу, что глаза еще были на месте. В голове молниеносно рождались идеи по спасению.
- Залезем в кузов машины и спрячемся там. Нет, это глупо. Мишка перевернет наш старенький Уазик и без труда разорвет брезентовый тент.
- Будем пережидать в речке. А сколько мы там простоим, ведь вода девять градусов. Боже мой, да ведь медведи плавают лучше нас. Живем не первый год на этом свете, а про них почти ничего не знаем.
- А если заберемся на дерево, на самую верхушку. Но надо бежать на сопку. Высокие деревья растут на них, а от нашей речной косы деру только до подножия ее с километр. Не успеем.
Перебрав все возможные нехитрые варианты по спасению, какие только могли появиться в нашей голове по наивности, мы продолжали с разных сторон разглядывать выдуманный нами фонтом в шкуре медведя. Понимали, что у страха глаза велики.
-Почему он стоит на месте и не приближается на запах костра и хариуса?
С полчаса мы с Леной невольно были прикованы к этой непонятной фигуре, которая родила в нашей душе страх и смятение.
-Будь, что будет, - сказала моя приятельница,- на огонь он все равно побоится пойти. Пошли лучше в речке, искупаемся. Скоро должны наши рыбаки приехать. Живы будем, в следующий раз попросим, чтобы ружье оставили.
Не переставая смотреть вдаль и продумывая другие глупые версии по спасению, мы разделись и осторожно вошли в леденящую воду. Вдруг услышали шум, и из-за поворота показалась наша школьная машина, везущая рыбаков с очередным уловом.
- Лена, Слава, Богу, мы спасены! Нам нечего больше бояться!- выскакивая из воды, не чувствуя ее леденящего покалывания и ломоты в ногах, кричала я. А придуманный нами страх уже уносила речка своим быстрым течением в сторону того, который так и не двигался со своего места..
- Зин, уж они - то точно едут на дым не только нашего костра, но и на манящий запах сварившейся ухи и жареного в чесночке хариуса,- произнесла с радостью в голосе Лена. По поводу не двигающегося на наледи вдалеке медведя все наши опасения они развеяли махом.
-Девки, да это же коряга торчит в наледи. Неужели вы ее не заметили, когда мы ехали вперед? Медведь в тайге никогда не подойдет к вам, он сытый летом. Даже запах вашей ухи его не привлечет, он лучше свеженьким хариусом полакомится в речке. Вы бы видели, какой он заядлый рыбак. Ничего, адреналин в тайге тоже полезен, чтобы не расслабляться, и ружье вам при этом не нужно, - окончательно успокоил нас Сергей.
Адреналин, окуренный запахом скошенных трав, чистого воздуха и таежного аромата, наполнял кровь бодрящей энергией. Все члены нашего тела не чувствовали усталости от физического труда, и спать не хотелось, хотя день клонился к ночи. Вечерами допоздна сидели у костра, слушая анекдоты от Лены Ивановой и разные рыбацкие истории Сергея Викторовича.
-Девки, вы бы знали,- начинал свой рассказ Сергей,- какое удовольствие тянуть хариуса весом до полутора килограммов. Он такой сильный. Появляется непреодолимое желание обмануть и вытащить его на берег. Вы не представляете, какой азарт возникает в борьбе с ним. И когда он уже у тебя в руках, – ни с чем не сравнимое в жизни ощущение победы. Вы бы видели, как он ловко плывет против течения по речному перекату. А ведь некоторые речные перекаты напоминают небольшие водопады. Только форель и хариус способны подняться вверх по падающей воде. Ох, и силен, собака. А красавец – то, какой! Хоть картину пиши! Серебристо-белый живот, серо- зеленая спина, а бока усыпаны черным жемчугом. Плавники же окрашены всеми цветами радуги. Самое интересное, что по верхнему плавнику у хариуса без труда можно определить его возраст. Количество красных полосок на нем говорит о прожитых им годах. Мне встречались хариусы с восемью полосками. А силен и живуч потому, что обитает только в чистейшей воде. Вот так-то, девки, мы вас накормили самой лучшей рыбой,- на этой важной для здоровья мысли он сделал передышку. Закурив, опять продолжал:
- А вы когда – нибудь слышали о танцующем хариусе? Когда мне Кефирыч рассказывал, я не поверил. Кефирычом уважительно звали Валентина Никифоровича Гавриленко, романтика и рыбака.- В прошлом году в июле мы с Курако Анатолием Иванычем специально поехали на это озеро. Оно так и называется - озером Танцующих Хариусов. Не представляете, вечером, когда комары и мошка неистово начинают кружить над водой озера, хариусы свечой выскакивают из воды, молниеносно хватая добычу. И с той же скоростью, со звонким всплеском падают назад. Когда смотришь на воду, кажется, что она кипит от танцующих рыб. Сотни взлетающих и кружащих вокруг своей оси оранжевоперых рыб на фоне заходящего солнца. Девки, это незабываемое зрелище! - На этой волнующей ноте он, как будто, закончил свой рассказ.
-Серега, а ты видел, как лососевые на нерест заходят на Олу?- включился в разговор Витя Зызин.- Вот уж, где вода кипит от рыбы.
-А как же, конечно. Кипит она, Витя, от драк, ты же знаешь.. А ты видел, как горбуша с кетой дерутся за плесы,-c блеском в глазах обратился он к Вите и продолжил. – Мы на Армани в том году стояли как раз во время нереста. Горбуша заходит, ты знаешь, на нерест первой. Ее было так много, что шла она сплошным потоком. До прибытия кеты, конечно, она захватила все лучшие плесы для нереста. А через две недели, когда кета поднималась в самое верховье реки, горбуша уже успела обжить эти места. Считала себя уже хозяйкой, пусть даже временного пребывания. Она закапывала икру в гальку на подходящей для нее глубине с небольшим течением, причем только в чистейшей воде. Любую гальку можно было рассмотреть через призму чистейшей воды. Именно в этот, ответственный для нее, момент появлялась непрошенная гостья. Вот тут-то и завязывались драки. Самец отчаянно бросался на кету, которая по размерам была в три-четыре раза крупнее любого горбыля, но это не останавливало его. Он, разъяренный, отпугивал ее, и та, как ни странно, бросалась наутек, хотя запросто могла перекусить это маленькое для нее чудовище. Зрелище удивительное! А вообще, каждый раз поражаешься великому инстинкту жизни этой удивительной рыбы, которые несут в себе лососевые породы. Вырастая в море за два-три года, взрослые рыбы по одним, им только ведомым приметам, находят свои родные реки. Они приплывают именно на те нерестилища, на которых появились сами. Невероятный инстинкт! И, выполнив свой долг перед потомством, как и их родители, погибают. Жизнь одних и смерть других почти одновременно. Как- то это не укладывается в голове,- на этой философской ноте закончил он свой длинный рассказ.
- Сергей Викторович, а расскажите, как мишка в это время запасается на зиму кетой и горбушей, - увлеченный рассказами обратился к нему Гена.
-О, Гена, во-первых, в это время все медведи, обитающие неподалеку от Армани, объявляют негласное перемирие и, не обращая внимания друг на друга, выходят на рыбалку. Они часами стоят на перекатах и ловят рыбу, выбрасывая пойманную на берег. Медведи, наверное, испытывают такой же азарт, как и мы. А во-вторых, они жируют на этой рыбалке. Они не только досыта наедаются ею, но и заготавливают ее впрок. Выброшенную на берег добычу, мишка прячет. А потом питается ею. Так что, девки, не бойтесь встречи с медведем в это время. Он сыт тайгой.
-Серега, а расскажи, как Мурзин медведя завалил возле нашего поселка, как он страху натерпелся,- в разговор вступил Хмелев, до этого дремавший у костра.
-Да эту историю знают все.
-Нет, Сергей Викторович, мы с Генкой не слышали,- вступил в разговор Юра Медовской. .
-Вы, наверное, с уроков тогда сбежали, когда я рассказывал. Я шучу. Слушайте. Повадился медведь к Вове Харлинскому на дачу. Это дача Горно-обогатительного комбината, вы знаете ее, она в четырех километрах от нашего поселка в сторону Ветренской трассы. Там он охранял ее и выращивал свиней. Корм для них стоял в пластмассовых бочках на улице. Однажды утром встал Вова и обнаружил, что кормить свиней нечем. Все кругом перевернуто, а главное нигде нет собак. Понял, что медведь приходил в гости. Собаки, конечно, с перепугу убежали в лес. Нужно было объявлять войну мишке. Вот и позвал он Мурзина, так как один побоялся вступать с ним в противоборство. Дождались вечера. Обсудили они с Мурзиным согласованность действий. Решили на крыше спрятаться. Почему-то были уверены, что непрошенный придет с рассветом. А он объявился около двенадцати часов ночи. Они и на крышу не успели залезть. Естественно, задуманное провалилось. Стали действовать по обстановке. Мурзин выскочил и в упор начал стрелять по медведю. Медведь, спасаясь, уносил ноги. Они пытались его преследовать, стреляя ему вслед. А было уже двенадцать часов ночи. И вдруг он потерялся у них из вида . А в лесу уже темно. И каждый куст был похож на лохматого. Но и найти его нужно было во что бы то ни стало. Не дай Бог, раненого его оставлять до утра. Делов наделает, поселок рядом. Страшно-нестрашно, а пошли искать его. И нашли. Недалеко он успел убежать, рана была смертельна. Под лиственницей настигла его смерть. Пестун, года полтора ему было, а весил чуть более ста килограммов. Но страху они натерпелись, бегая за ним ночью. Нам тоже на Армани попадались медведи, но все издалека. Стрелять не приходилось. Они уходили, не желая встречи с нами. Вообще, медведь в тайге - умное существо. Он никогда не тронет человека, если только человек не сделает ему худо.
-Хмелев, а расскажи, как мы, плывя по Колыме с Мой-Уруста, обитания утиных стай принимали за острова.
–Ты и рассказывай,- сонно буркнул Хмелев.
-Слушайте, ребята. Мы с Хмелевым возвращались из командировки, спускаясь по Колыме до Дусканьи. Расстояние примерно километров сто двадцать. Идем на моторке, глазам своим не верим, откуда взялся остров посреди Колымы. Его там никогда не было. Подходим ближе, не доезжая метров сто, видим, как этот остров стал подниматься. Аж солнце закрыло. Когда разглядели, поняли, что это был живой остров. Серая утка огромным облаком взмыла в небо. Таких живых островов по пути нам встретился не один. Я впервые видел такие огромные стаи крупной утки. Это были не чирки и не нырки. Жаль, что не было с собой ружей, постреляли бы, тем более сезон был открыт. Потом такие стаи видел только на Чигичинахе, когда был на охоте. Вот там-то и отвел душу. Ну ладно, пошли отдыхать, завтра опять рано вставать.
Лесной воздух, смешанный с дымом костра и рыбацко-охотничьими рассказами Сергея Викторовича, окуривал наше сознание, и по всему телу расплывалась пьянящая негой истома. В эти минуты забывались все проблемы, связанные с работой, с текучкой жизни и домашние заботы. Романтика кочевой жизни делала свое дело. А, отправившись на покой, долго не могли заснуть, слушая музыку леса. Это была не лирическая песня и не тяжелый рок, это был заунывный плач перекликающихся друг с другом деревьев, плач, который доносился из глубины земли. Мне иногда даже было страшно, хотелось встать и снова сесть у костра. Но выручало то, что день снова заявлял о себе своим рассветом, и мрачные мысли, связанные с трагическими судьбами гулаговцев, растворялись в свете дня.
А днем мы с Леной, как могли, создавали уют, пусть кочевой, но реальный, уют лесной романтической жизни. На нашем, временно сооруженном Сергеем, столе, покрытом чистой скатертью, всегда стоял букет лесных цветов. Не могу сказать, что мы были искусными флористами, но в его середине всегда красовалась чайная роза Колымы. Это был нежный, и в то же время грациозно возвышающийся над другими лесными красавицами и бросающийся в глаза своей ярко-малиновой окраской, не поверите, Иван-чай. Мы не были избалованы тропическим разнообразием, поэтому радовались и наслаждались тем, что природа сполна отдавала нам. Поэтому опушки, сплошь покрытые ярко-малиновым цветком, издалека напоминали мне розарии. Красота этого скромного в природе цветка, заявляющего о себе цветом жизни, гипнотически давала установку моему подсознанию:
- А жизнь прекрасна и удивительна!
Обычно сенокосная пора сменялась грибной. Для всей нашей семьи сбор грибов - это было не только приятное занятие, но трудоемкое. Найти и собрать их не составляло никакой проблемы, а вот почистить и переработать - времени и сил уходило много. Сетовать не приходилось, так как грибные просеки не только радовались нашему появлению, но и не отпускали даже тогда, когда вся тара была уже заполнена.
Самым искусником грибником в нашей семье был Сергей, мой муж. Даже, когда первые грибы еще робко заявляли о себе и прятались от своего заядлого грибника, он с легкостью находил спрятавшиеся под листьями и камнями оранжевые шляпки подосиновиков.
Я до сих пор не могу дать объяснения появлению первых грибов на севере в середине июня. На Колыме, где вечная мерзлота является ее вечным спутником, именно в середине июня, мы лакомились вкусом первых подосиновиков. Странно, да? Мы собирали их не в лесу, а на отвалах.
- А что это за отвалы?- невольно зададите вы вопрос.
Это беспорядочно идущие друг за другом грядой небольшие возвышенности отработанного земляного грунта, навороченного после промывки золота плавающей фабрикой. Для меня всегда было и остается загадкой, как в него, в этот, как мне казалось, безжизненный грунт, попали грибные споры. Почему грибницы не вымерзали в пятидесятиградусные морозы? Наверное, одному Господу известно. И как только июньское солнце начинало припекать верхушки отвалов, земля напоминала о жизни и этим, незащищенным зимой от холода и жгучего ветра, натуральным белкам. Сергей их находил без труда. Я иногда сердилась на себя, что первый гриб попался не мне, а ему. Он подшучивал надо мной и говорил:
-Зина, грибы не любят лошадиной прыти, они требуют уважения. Поэтому не бегай зря по отвалам, а ходи медленно, смотри зорко и чаще кланяйся Простая истина, но мудрая. А в августе грибов было уже столько, что иной раз попадались такие места, на которые негде было поставить ногу, так как в иных семейках можно было насчитать до нескольких сот разного калибра маслят. Однажды Сергей на одном квадратном метре насчитал сорок четыре грибочка. Теща моего брата, Ида Павловна, приехав с Урала и попав в грибное и ягодное время, была шокирована щедрым лесным богатством колымской тайги в такой всем далекой Магаданской области. В свои 60 она впервые увидела, что грибов в лесу столько много, что двух рук было недостаточно, чтобы справиться с этими дарами природы. Погрузив в машину собранные природные белки и, видя, что места свободного больше нет, а маслята, как будто склонили перед ней свои бархатно-коричневые шляпки, обиделись, что их не срезали. Она села возле них, пересчитала их и сказала брату , заплакав:
- Сколько денег пропадает зря!
Эта женщина знала цену копейке и тому, что лежит у ее ног. А у ее ног были не только божественные дары северной тайги, но и настоящие кладовые, которые таили в себе несметные богатства с ее уникальными красотами. Таким уникальным явлением северных широт были голубичные поля. Они не требовали заботы и внимания человека. Своим витаминным урожаем они просто щедро делились с ним. Поэтому в конце августа было заметное оживление жителей поселка на всех концах, растянутых вдоль дорог, так как до их середины просто не хватало дойти сил, да и не было смысла. Ягоды было так много, что ее всем хватало. Многокилометровые поля радовали глаза своим нежно-голубым отливом. На фоне ясного солнечного неба и слабого ветерка их переливающаяся голубизна напоминали легкую рябь морских волн. Глаза не только получали заряд чистой энергии, но и отдыхали. Из всех колымских ягод голубику любила собирать больше всего. Ее было столько много, что глаза разбегались. И росла она недалеко от поселка. За ней можно было сходить пешком, не напрягая мужчин по поводу транспорта. Тем более, что любую ягоду собирала быстро, так как не имела привычки есть ее по ходу сбора. Мне казалось, что срывание с кустов по одной ягодке отвлекает от вкуса. Уже дома, помяв ее деревянной толкушкой и чуть-чуть подсахарив, я наслаждалась ее вкусом.
Самое интересное, что поля с голубичным листом имели еще одно интереснейшее свойство. Они, как хамелеоны, в сентябре месяце заводили в заблуждение экипажи летевших самолетов с Камчатки. Моя тетя Нина, работавшая в аэропорту Кольцово города Свердловска, рассказывала мне такую историю. Она размещала на отдых прилетевший уральский экипаж с Камчатки. Летчики поделились с ней своими впечатлениями, пролетая над Магаданской областью:
-Представляете, Нина Филипповна, там целые поля брусники. На сотни километров красным-красно.
А с высоты птичьего полета голубичный лист создавал иллюзию брусничного урожая. В конце сентября, в период созревания брусники, голубичный лист, как хамелеон, из зеленого превращался в ярко-малиновый цвет. Он- то и заводил в заблуждение экипажи летчиков, любующихся сверху красотой и богатством края. Им казалось, что брусники в Магаданской области целые поля. Однако, брусника предпочитала обитать на солнечных склонах сопок.
В теплые сентябрьские дни ее можно было собирать лежа. Последнее солнечное тепло брусничного сезона сполна прогревало склоны Колымских гор, и было приятно не только собирать ягоды, но и полежать на брусничном листе, вдыхая его целебный запах. А живительная влага ее листьев растворялась в лечебном чае, который обычно кипятили на костре среди камней.
Я хорошо помню наше первое семейное восхождение на вершину сопки с трехлетним сыном Сашей. Сергей вместо рюкзака нес его на своих плечах. Сынок всегда любил восседать на крепких отцовских плечах. Я всегда подшучивала над ним:
-Саша, тебе не тяжело идти на шее у папы?
Как любой ребенок, он был рад проехаться на крепком мужском загривке отца. Забравшись по склону сопки на самый ее верх, я впервые увидела, как растет брусника. Маленькими кустиками, стелющимися по земле и образующими небольшие полянки, она была разбросана по южным склонам гор. Чем выше по сопке росла полянка с ее кустиками, тем крупнее и слаще была на ней ягода. Ее, как и любую другую ягоду на Колыме, собирали ведрами. Трех ведер, собранных нами на этот раз, хватило нам на зиму. Ее замораживали. Мороженая она была еще вкусней.
Последующие ежегодные марш- броски за этой живительной ягодой мы выполняли уже в компании наших друзей. Брусника не любила ленивых. Чтобы найти ягодное место, я уже писала, нужно было, не имея навыков по альпинизму, включать все внутренние ресурсы и взбираться на вершины сопок, несмотря на то, что накануне нашими мужичками было принято на грудь по сто граммов горячительного напитка. А вместо снаряжения на своих плечах теперь Сергею приходилось уже тащить не Сашу, а маленькую Свету, при этом, слушая нытье Димы и подросшего сынка, что нет сил, идти дальше, что до места еще далеко, а склон сопки крутой. Но какое удовольствие было спускаться! Доверху набранные ведра с ягодой не были тяжелой ношей. Спуск с гор по тем же тропам не отражал на лицах нашей разновозрастной команды печати усталости.
Даже Лидия Петровна Ковалева с ее больным сердцем мужественно переносила все трудности запланированного нами брусничного марш-броска. А Иванова Лена всегда подтрунивала над собой:
-Может, хоть лишний килограмм сброшу
Этот, поистине альпинистский, марш-бросок в сентябре месяце давал всем нам запас жизненной энергии перед размеренностью жизни и бездействием наших членов до марта месяца, пока не становились на лыжи разминать свои косточки после зимней спячки. И ягода, наполненная энергией солнца, радовала нас своей живительной силой, так необходимой нам в восьмимесячный период погружения в сон всего живого на Колыме.
Я благодарна судьбе, что тридцать лет тому назад моя нога коснулась этой удивительной земли с суровым названием Колыма. Как ни странно, но именно эта земля в большей степени пропитана человеческими слезами. Земля, взявшая на себя не только страдания сотен тысяч людей, но и давшая любовь всем, кто хоть немного прожил там. И каждый из нас, уезжая навсегда на материк, оставлял в своем сердце безмерную благодарность ей - нашей кормилице. Мои воспоминания – тому подтверждение. Эта земля хранит в себе удивительную энергетику доброты, тепла и душевного равновесии, а главное щедрости. . Меня и сегодня манит и зовет к себе этот замечательный край, где среди сопок живет мой родной поселок, с непростым названием Усть-Омчуг, расположенный между двумя реками - Детрин и Омчуг. Там навсегда осталась и частичка моей души.
. 6.05. 2005г.
Свободное копирование
