2001

Жора вышел на пенсию. Вышел по состоянию здоровья. Уехал с Севера, отдав ему почти два десятка деятельных лет. Рано теряя здоровье, он понял, вернее, интуитивно почувствовал, что пора быть ближе к дому. Ласковое море стало сниться ему по ночам.
-Домой, скорее домой, в Сочи. Он думал тогда, что дом его - в Сочи. Я хочу сидеть на берегу моря и смотреть на его волны. Я устал! - постоянно твердил он Ларисе. Еще я хочу приезжать к матери, когда захочу, а не только в отпуск. Ведь как я мало возле отца в этой жизни находился. А мать ведь тоже уходит, ей много лет.
Лариса упаковывала вещи, решала многочисленные вопросы, связанные с дальним переездом, и как могла, помогала мужу справляться с недугом и капризом. Жора то худел, то опять поправлялся, то ходил повсюду, то не мог сдвинуться от приступов ужасной подагры. От Полины состояние здоровья Георгия пытались скрывать. Ей слали радужные письма и телеграммы. "У нас все хорошо!"
 Переселение с крайнего севера на крайний юг России стало ошибкой. Это Лариса поняла потом. Им надо было пожить в средней полосе хоть немного времени, год-другой, адаптироваться к климату, от которого отвыкли их организмы. Но их дом был в Сочи, и он так долго ждал их…
Прожив у моря три года, Жора понял, что это не пафосный вымысел - малая Родина. Он затосковал по ней. Понимая уже, что его ждет впереди, он решил для себя быть всегда рядом с мамой и отцом. А Лариса сознавала, что одной ей с больным мужем справиться тяжело. Она нуждалась в помощи родных и не противилась решению Георгия. Семейная чета продала квартиру в прекрасном курортном городе Сочи и купила дом, с небольшим садиком в Шахтах. Двенадцатого июня в кругу родных и близких отмечал Жора свой последний день рождения, юбилейный, шестидесятый. К вечеру он попросил Ларису постелить ему постель на траве под раскидистой яблоней в саду. Он прижался к родной земле, вдыхая ее запах и вспоминая дни детства. Его родная одиннадцатая школа стояла всего в каких-то двухстах метрах от дома, его родная улица Ленина была в квартале от него, лежащего под деревом, его родной Город был с ним, а он сам был в Нем. "Воздух Родины, он особенный, не надышишься им…- тихонько напевал мужчина, глядя в безоблачное небо…
Через месяц его не стало.
Полине решили о смерти сына пока не говорить. - Она не переживет, она уже стара для таких волнений. Похороним брата, потом осторожненько скажем, - так решили сестры. "Не затаит ли она обиду на нас за то, что мы не дадим ей проститься с сыном, - сомневалась Таня, но тут же соглашалась: "Говорить нельзя. Не выдержит бабушка горя такого"…
На похороны приехали друзья и сослуживцы из Сочи, Волгодонска, Ростова. Далекий Ноябрьск откликнулся на беду телеграммами. Городская администрация прислала накануне похорон корреспондента "Шахтинских известий" и на следующий день в газете был напечатан некролог…
…Георгия отпевал отец Георгий. Он совершал ритуал предания тела усопшего земле. Родственники держали в руках свечи и тихонечко плакали от горя и от жалости к себе. Все в роду любили Жору. Всем его будет не хватать. Плакала и Таня, так же тихо, как и остальные, сдерживая себя, чтобы не мешать священнику, но зарыдала все же, когда ее обожгла мысль: " Что должна чувствовать мать, когда ее сына хоронят, а она об этом не знает? Боже мой, вдруг ей сейчас плохо, бабушке моей любимой, а никого близкого рядом с нею нет, кроме внучки Кристины. Кроме ребенка Кристины! Что же делать?"…
…Георгия отпевал отец Георгий, а Полина сидела в подъезде возле двери, отгораживающей ее от пустой квартиры, отпустив девочку погулять с пришедшими к ней подружками. Наташа сказала, что вернется поздно, дела какие-то в городе, не держать же дитя целый день взаперти!
-Тетя Поля, наша семья выражает вам соболезнование по поводу смерти сына, проговорила проходящая мимо соседка с третьего этажа и наклонилась к Полине, чтобы поцеловать ее в щеку, поддержать морально.
-Смерти кого?
-Сына Жоры, растерялась женщина и, смутившись окончательно, протянула Полине газету с некрологом: - Хорошие слова здесь написали о нем…и, взглянув на Полину, продолжила: - ой, проболталась я что - ли, видать, вы не знаете ничего. Господи, да как же это я?.. - и женщина заспешила прочь.
-Сынок, иди сюда, прочитай, что здесь написано, - попросила Полина сбегающего сверху подростка. Тот с готовностью развернул газету. - Где читать надо?
Там написано, что умер кто-то. Кто? Прочитай.
-А, вот, - присел на корточки мальчишка, слушайте:
"12 июля ушел из жизни Георгий Арчилович Чиакадзе, кавалер Ордена Трудового Красного Знамени, почетный гражданин города Волгодонска, заслуженный строитель СССР…
В себя женщина пришла в том момент, когда мальчик равнодушным голосом читал уже последний абзац: "… мечтой Георгия Чиакадзе было желание умереть на родине. Неизлечимо больной, он неудержимо стремился из шикарного преуспевающего Сочи в свой родной город Шахты, где остались его корни, где по-прежнему живут его мама и три сестры. Три месяца назад его мечта сбылась. Жаль, что порадоваться этому как следует, он так и не успел".
- Тут и фотография есть, смотрите, протянул парень газету Полине. - Не увижу я ничего, - ответила отрешенно Полина, - глаза мои плохо видят. Спасибо, сынок, иди… иди куда шел.
. . .

-Верю, Господи, Ты давно уже простил рабу Твою Пелагею, любимую бабушку мою, не ведавшую, что творила она, когда, будучи несмышленым ребенком, не обученным вере из-за раннего сиротства, поддалась девочка глупому ликованию взрослых людей, рушивших колокольни и стены Петропавловского собора в самом сердце провинциального Александровск-Грушевского, переименованного с приходом новой власти в Шахты. Прыгала, кривлялась, изображала дикий танец Пелагея вместе с другой детворой на руинах храма. Ты простил ей этот грех, Господи, ибо дал женщине сил мужественно вынести на протяжение всех последующих лет перипетии судьбы, свалившиеся на нее из-за этой вины. Не оставляй же рабу Твою и сейчас. Укрепи ее, Господи, ибо самое большое несчастье в жизни пришло к ней на склоне лет, дабы еще раз испытать ее сердце горем. Она пережила одного из своих детей.
 Перекрестившись на икону Спасителя, Татьяна подошла к изображению Казанской Божьей Матери. Она не была прихожанкой церкви и посещала ее изредка по велению сердца и души. Сейчас сердце и душа требовали попросить у Бога покоя и умиротворения для ее престарелой бабушки, никогда не ведающей этого самого покоя и живущей в тревоге за все человечество.
-Матерь Божья, пошли здоровья и сил бабушке моей, Пелагее Васильевне, матери рода моего и попроси Всевышнего продлить дни ее жизни, ибо как нам жить без нее?
Горячий шепот молитвы сопровождался тихими всхлипами и долгими вздохами. Татьяна понимала, что на все есть Воля Божья и не внучке дано удержать земное существование мужественной восьмидесятисемилетней женщины, чьи глаза от постигшего ее горя вдруг обесцветились, а память превратилась в обрывки воспоминаний…