Когда я учился в девятом классе, родители нашли мне репетитора по русскому языку и литературе. Им оказался еврей лет сорока, директор одной из московских школ – Григорий Борисович Минкин. В течение полутора лет – с декабря 1972 по май 1974 я раз в неделю приходил к нему в его квартиру на Большой Коммунистической улице, неподалеку от храма Св. Мартина Исповедника, в то время не действовавшего, заниматься русским языком и литературой. Я хорошо запомнил одно из занятий, то, которое было посвящено разбору моего сочинения на тему «Общество будущего у Чернышевского». Находясь под влиянием литературоведческих эссе Мережковского, я обрушился с яростной критикой на прекрасную картину общества будущего, предстающую в четвертом сне Веры Павловны –героини романа Чернышевского «Что делать?». В своем сочинении я написал примерно следующее: «Картина счастливого будущего, которую рисует нам Чернышевский, более подходит для овец, чем для людей, ибо свободный человек не может не считать себя униженным, когда вся его жизнь – и труд, и развлечения – регламентирована приказами свыше». Прочитав мое сочинение, Григорий Борисович поначалу удивился, затем повел со мной откровенную беседу, главная мысль которой состояла в том, что многое из того, чему нас учат в школе, никуда не годится. В результате это занятие длилось не положенные два, а целых четыре часа, при этом никакой платы за дополнительное время Григорий Борисович не потребовал.
Почему-то вспомнилось также, как Григорий Борисович Минкин рассказывал про Маяковского и Лилю Брик. Все-таки была какая-то «советская [+еврейская] цивилизация». В ней не было того альпийского холода, что был у Аверинцева, но, напротив, какое-то почти животное тепло.
Свободное копирование
