К концу зимы серое небесное полотно истрепалось частыми ветрами, превратилось в свисающие лохмотья, сквозь которые полился на землю поток голубого света, насыщенный рыжими солнечными лучами, а потом и эти лохмотья исчезли куда-то: то ли иссушило их потеплевшее солнце, то ли поглотили невесть откуда появившиеся облака, похожие на стада молодых барашков. Снег в парке быстро стаял, оставив после себя кое-где зеркальные лужицы. Они гармонично вписывались в черную, промокшую насквозь почву и были похожи на глаза Земли.
Два таких глаза оказались близко друг от друга. Один – маленький, будто прищуренный, второй – широко распахнутый, восторженный и гордый своим величием. Люба, увидев эти "глаза" из окна, поставила Жору на подоконник и показала пальцем в их сторону.
-Слышишь, - спросила она мальчика, - что говорит один "глаз" другому?
-Нет.
-Он говорит: «Я большой! Во мне отражается много облаков, а в тебе всего одно облако. Я больше увижу того, что происходит в этом мире».
Жора, приставив ухо к стеклу, прислушавшись, и, ничего не услышав, спросил у сестры:
-А, что говорит второй "глаз"?
-Второй молчит, Он понимает, что первый прав.
-Мне ничего не слышно, - огорчился Жора.
Давай оденемся и подойдем к ним поближе, тогда и ты услышишь.
Наблюдать за этими лужицами из окна стало повседневным занятием мальчика.
За это время произошло много событий: от Веры пришла весточка. Ее санитарная часть стояла под Сальском и она просила, чтобы кто-то из сестер приехал и забрал у нее продукты, которые она собрала за зиму, ограничивая себя в питании. Об этом Вера не писала, но было понятно и так, откуда может взяться такое богатство. Сама же она писала о том, что ее сослуживицы, узнав, какая большая семья у Веры, и, какая мужественная в этой семье Полина, пополнили эти припасы: кто баночкой консервов, кто кусочком мыла…
К Вере поехали, обрадовавшиеся хорошему известию, Фрося и Шура. Вернулась из Сальска Шура одна:
-Фрося осталась в санчасти, - рассказала Анне и Полине сестра. Ее зачислили на "довольствие" и теперь она будет служить вместе с Верой.
-Ну вот, теперь и за нее переживать надо, - сокрушенно, но с затаенной гордостью, ответила Полина, а сердце Анны сжалось по-матерински: "Сохрани их, Господи!"
Сестры не могли знать тогда, что и Вера, и Фрося, пройдя длинными трудными дорогами войны, вынося с поля боя раненых и врачуя их, дойдут до Берлина, на подступах к которому, встретится Вера со своим мужем Павлом. Встреча эта могла стать трагедией для любящих друг друга людей:
Павел, узнав, что санчасть, в которой служит жена, находится рядом с его воинской частью, выпросит у командира несколько часов для свидания и отправится на него:
-Стой, кто идет? - спросит Вера, находящаяся в то время в ночном дозоре и услышавшая чьи-то приближающиеся шаги и хруст веток:
-Стой, кто идет? - повторит она, - стрелять буду! - но не услышав ответа, тут же выстрелит вверх, а затем направит дуло автомата на застывший в темноте силуэт человека, готовая при малейшем его движении, нажать на курок.
Павел же, ни разу не спасовавший за годы войны перед врагом, услышав вдруг родной голос жены, потеряет дар речи. Неожиданный спазм овладеет его голосовыми связками и только в последний миг, сжалившись над измученным разлукой солдатом, освободит его голос из плена своего, и успеет мужчина выдавить из себя:
-Вера, это я!
А со стороны санчасти, услышав тот предупредительный выстрел, уже будут бежать на помощь Вере боевые подруги, поднятые по тревоге…
Судьба будет милостива к двум сестрам, и они вернутся домой далеким августовским днем 1945 года целыми и невредимыми. Дети гроздьями повиснут на тетках, а потом будут с любопытством рассматривать правительственные награды, украшающие их гимнастерки. Мужество двух женщин-добровольцев страна оценит по достоинству.
А пока что, солнце с каждым днем припекало все жарче и жарче, и наблюдал Жора, как усыхает большая лужа. Он радовался этому, потому что ему было жалко ту, вторую лужицу, все время молчащую. Он не услышал и первой, но привык верить сестре. И вот, наконец, "выбражуля" сравнялась в размерах с маленькой, а после и вовсе исчезла. И долго еще сверкала на солнце и отражала облака вторая, наблюдая, как радуются наступившей весне птицы, все выше и выше взмывающие в небо. Жора уже знал, почему так произошло. Люба объяснила ему, что вторая лужа была глубокой, потому в ней было больше талой воды, той воды, которая смыла с городских улиц вражьи следы, а потом и сама испарилась прочь. Воздух наполнился сладким запахом тополиных почек. Мир стал зеленым и не страшным больше, потому что… домой вернулся папа.
Первой его, обвешенного сумками и баулами, сильно хромающего от тяжести своего груза, останавливающегося по этой причине на короткие передышки, увидела соседка, вывешивающая белье для сушки. Она приоткрыла дверь в квартиру Полины и закричала возбужденно:
-Поля, там Василий твой идет.
Девочки метнулись к окну, а потом, завизжав от восторга, побежали навстречу отцу. Полина же, вынув из сундука нарядную блузку, переоделась быстро. Затем, густо намазав губы помадой и припудрив лицо, собрав русые локоны в тугой узел и закрепив его гребешком, она разбудила спящего Жору, усадила его, не понимающего что происходит, к себе на колени и замерла в ожидании: узнает ли подросший сын отца?