Житие мое
Для начала – маршруты жизни.
Кременчуг – с. Жовтэ – Кривой Рог– Днепропетровск – (война! Эвакуация!) – Урал (Свердловск – ст. Ощепково – Пышма – Камышлов – Богдановск – Каменск-Уральск) – Монголия (Чойбалсан) – Днепропетровск – Забайкалье (Сретенск) – Белоруссия (Станьково, Уручье) – Ленинград – Ставрополь – Кисловодск – Израиль (Иерусалим).
Кременчугский период моей жизни – один из самых коротких по продолжительности – уже фактически описан. У меня – тогда несмышленыша – он прошёл, не оставив личных впечатлений. Сам факт моего рождения меня тогда тоже не впечатлил...
Для мамы моей это был период тревог бед, лишений, страданий, опасений. Полной неуверенности. И, не замеченный мною, этот период круто повернул нашу с мамой жизнь.
Жовтянский период – о нём тоже почти всё, что вспомнилось и с детства запечатлелось, уже сказано. Как прошла моя первая встреча с семьёй отчима, я не помню. А вот сейчас вспомнила один эпизод, имевший место в самом начале нашего с мамой «вхождения» в семью Равичей.
Я писала уже, что вначале дичилась, боялась, всё прижималась к маме. И внушали мне, наверное, что нужно называть отчима папой, что папу, как и маму, положено любить. И наверное я поняла тогда (чего ещё ждать от ребенка 3-4 лет), что не любить того, кто «папа» - нехорошо. К тому же отчим меня, маленькую, не только не обижал, но всячески задабривал. Так вот: нам с Розой купили совершенно одинаковые по фасону и рисунку ткани платьица. Различия были только в размере – Роза была заметно крупнее меня.
Пришедшие в тот вечер гости поздравили нас с обновками, а затем (именно в связи с этими обновками) затеяли свои неуклюжие заигрывания. В частности, меня долго и всячески испытывали на мою привязанность, любовь к папе (отчиму). Наверное, я понимала, что ответы должны были быть утвердительными и отвечала именно так. Тогда они стали донимать меня тем, что заберут папу, и только если я отдам им своё новое платьице – не сделают этого. Какими словами я защищалась, отговаривалась – не помню, но, видимо, была уже в очень сильном затруднении и, почувствовав безвыходность, сдалась. Неискушенного человечка поставили в тупик. Прилюдно одобренного мною папу необходимо было не отдать! Но и новое платьице отдавать не хочется. Всё же я жертвенно пошла в комнату, где были наши платьица, взяла одно из них и принесла вымогателям. И тут мама заметила: «Ты же принесла не своё, а Розино платье!». Такого разоблачения я от мамы не ожидала, и – представляете, каково было мне – тут не сдержалась и оправдалась: «Так папа ведь тоже Розин!»
Не знаю, конфузно ли было взрослым – они рассмеялись, им было потешно, а я почувствовала себя пристыженной и несчастной, была собой недовольна. Гости отдали мне платьице, и я ушла.
Я замечаю, что память моя крепче хранит эпизоды, заканчивавшиеся для меня чувством неловкости и недовольства собой. Вот теперь думаю: чего было больше в моем поступке? Жадности? Хитрости? Самозащиты и стремления к справедливости? А вы что думаете?
Свободное копирование
