ЕДУ РАБОТАТЬ В ДЕРЕВНЮ.
Умные люди учатся на чужих ошибках,
дураки на своих - собственных.
Вернувшись в Свердловск, снова на работу, на завод. Меня приняли на старое место, и на ту же койку в общежитии. Начальник цеха большой радости не проявил, приняв меня на работу. Я снова пошёл на три смены.
Проработав около месяца, ко мне подошёл парторг цеха и сказал:
- Товарищ Минькин, Ты, слышал постановление партии и правительства о подъёме сельского хозяйства. Что из промышленности нужно направить в село сто тысяч квалифицированных инженерно-технических кадров. Руководство цеха, и партийное бюро оказывает тебе доверие, и приняло решение направить тебя на работу в село.
Я понимал, что за доверие, отделаться от тех, кто не угоден, и ответил, что ни в какое село не поеду, что во время войны жил в селе, и знаю, что это такое.
- Вот и хорошо, раз знаешь, зачем посылать людей, которые понятия не имеют. Иди в партком, там откажешься – сказал парторг.
В парткоме нас собрали в конференц-зале завода, и выступил секретарь парткома, и поздравил нас, добровольцев, патриотов, лучших людей страны, откликнувшихся на призыв партии. Что нам там будут предоставлены большие льготы и отличные условия. Первоначально нам выдадут премию в размере четырёх окладов, и на месте подъёмные в размере оклада. Мы будем обеспечены жильём, занимать ответственные должности.
Я встал и заявил, что не желаю ехать, что меня направили добровольно - принудительно. Секретарь сказал, что раз цех направил, то отменить он не имеет право, что он посылает нас в райком партии, где и решат, тех, кто не хочет ехать, не поедет. Я думал, что в основном кандидаты на работу в сельское хозяйство не желают ехать, как я. Но оказалось, что многие изъявили желание ехать, особенно те, у кого родители жили в деревне, или те, кто не видел дальнейшей перспективы проживания в городе.
В райкоме партии, в актовом зале, нас собрали большую группу, где нас так же поздравили, как самых передовых и сознательных людей, откликнувшихся на призыв партии и правительства. Подняв руку, встал и заявил, что не желаю ехать в колхоз. Мне сказали, что если не желаю ехать, не поедешь, раз завод направил, райком отменить не может, в обкоме всё объяснишь. Нас посадили в автобус и повезли в Свердловский обком партии.
Когда подошла моя очередь, меня вызвали в кабинет заведующего отделом сельского хозяйства. В большом кабинете за столом сидела комиссия, с представителем от министерства сельского хозяйства. Мне предложили сесть в кресло, которое стояло перед столом, в котором я провалился, большое и мягкое. Меня стали расспрашивать, что кончал, где и кем работаю, моё семейное положение, куда, в какой район я желал бы поехать. Я ответил, что никуда не желаю ехать, об этом говорил в парткоме, и в райкоме, но с моим желанием не считались, направили в обком. Тогда мне сказали, что раз так, то могу быть свободным.
Вечером того же дня, в нашу комнату пришёл Станислав Иванович Коротков. Он кончил наш техникум на два года раньше меня, и работал старшим технологом в девятом цеху. У него была комната пятнадцать метров на втором этаже нашего общежития. В этой комнате была и кухня, и столовая, и спальня, и туалет в конце длинного коридора. Станислав был 1923 года, восемнадцати летним добровольцем ушёл на фронт (по его рассказам), прошел всю войну, был несколько раз ранен. Как все фронтовики пристрастился к спиртному. Ростом выше среднего, крепкого телосложения, светлые вьющиеся волосы, приятная улыбка с золотым зубом, тонкие благородные черты лица.
У него был шикарный итальянский аккордеон с многочисленными регистрами, он великолепно играл и пел под собственный аккомпанемент. Родом он был из приличной семьи, мать учительница, отец хирург, который погиб на фронте. Станислава всегда окружали друзья и приятели, он всегда знал, что сказать, и умел говорить, он притягивал к себе, как магнит, как мужчин, так и женщин, как к интересному человеку, собеседнику и балагуру и собутыльнику.
В этой же комнате он жил вместе с женой Тамарой Ивановной, и трехлетним сыном Юриком. Тамара была женщиной редкой красоты. Стройная блондинка, с большими, карими, лучистыми глазами, с приятной улыбкой и мягким голосом. Она была из сельской местности, её родители были потомственные учителя. Работая учителем, после декретного отпуска, сразу не вышла на работу, и потеряла её. А теперь работу в Свердловске нигде найти не могла. Живя на одну зарплату, из которой Станислав оставлял себе заначку, с аванса и получки, трудные бытовые условия, не видя перспективы найти работу, получить когда – ни будь приличное жильё, вынудили Тамару уговаривать Стасика поехать в деревню, раз предоставляется такая возможность. Тамара, деревни не боялась, где прошло её детство, рассчитывала, что в деревне она получит хороший дом, у неё будет работа в школе, у неё будет хозяйство, а Стасик, занимаясь хозяйством, бросит пить.
Станислав Иванович, был, выпивши, мы днём были вместе в обкоме, его вызывали раньше и, выйдя из кабинета, он ушёл. Он стал, мня спрашивать, куда меня направили. Я ответил, что отказался от предложения поднимать сельское хозяйство. Станислав стал рассказывать, что дал согласие ехать в село Южаково Петрокаменского района в МТС заведующим мастерскими с окладом 1100 рублей в месяц. Что там есть школа десятилетка, где будет работать Тамара. Что он уже узнал, там богатейшие и красивейшие места на Урале, что там рыбу в реке можно ловить голыми руками, что кругом тайга, и полно всякой дичи, грибов, ягод и пр. Что как только он получит деньги, первым делом купит ружьё. Он стал говорить о своей жизни, что его зарплаты ели хватает сводить концы с концами, что он ничего не может купить ни сыну, ни жене. Там в деревне ему предоставят дом, он заведёт своё хозяйство, расходы сократятся, кроме того, Тамара там будет работать, и он сможет жить, по-человечески. Что там ему заведующему мастерскими, будет предоставлена машина, «Газ 67» на ко- торой сможет ездить, на рыбалку, на охоту, даже приезжать сюда в Свердловск. Подъедет к общежитию. Кинет пацанам сотню – пускай смотрят и гуляют.
Станислав стал говорить мне, что я зря отказался, что здесь на заводе мне ничего не светит, у меня нет ни какой перспективы. Что он уж точно знает, проработав на заводе три года, и жить в общаге, даже ему фронтовику с семьёй, придётся ещё очень долго, так как в год заводу дают одну квартиру. Затем он стал уговаривать меня, чтобы я ехал с ним вместе. Что если я упущу эту возможность, то буду жалеть, а в общежитии придётся жить мне ещё долгие, долгие годы. Что есть еще там хорошие должности, что там мы развернемся, жить будем, как короли. Я отказался, но на душе у меня вкралось сомнение.