ОТПУСК.
Вернувшись в Свердловск, я решил уехать домой. В отделе кадров завода, мне сказали, что могу съездить домой в отпуск, и вернуться, если не поступил в училище, то меня обязаны снова принять на завод.
Дома было положение тяжёлое. Мама болела, и строила планы поехать в Ленинград к хорошим врачам лечиться. Рассказав, как я проработал год, чем очень огорчил родителей, что уехал из Свердловска. Мама переживала, где теперь смогу найти такую работу. Отец ушёл из артели и практически почти ничего не зарабатывал, жили в основном с огорода. Он говорил, что ему повезло, что ему удалось получить будку на базаре торговать квасом и мороженым. В день он продавал два – три стакана кваса, и две – три порции мороженого. Основная работа была с утра в воскресенье в первой половине дня, когда был базар. В это время мы все торчали около будки, мама помогала отцу, я бегал за водой мыть стаканы к колодцу, метров за 300.
Было начало сентября, и отец говорил, что мужики стали пить меньше, а что будет зимой неизвестно. Отцу разрешалось продавать только квас и мороженое. Но он держал под прилавком две – три бутылки водки, с другой стороны будки подходили знакомые пяньчужки, и он им тайком наливал. На каждой бутылке он имел пару рублей.
Отец всю жизнь работал заготовщиком, в артелях и сапожных мастерских, любил свою работу, больше ничего не умел делать. Когда у него была работа, он мог по двенадцать-четырнадцать ча- сов в день строчить заготовки. Когда работы не было, не знал чем ему заняться, бегал по городу. Оп пробовал на продажу сшить па- ру женских сапог, хорошо если он возвращал свои деньги, а чаще был в убытке. У него была совершенно не коммерческая голова.
После войны председателем райпотребсоюза стал Мейшка Метелица. Сам сапожник, ещё до войны, как члена партии, его продвинули председателем сапожной артели. Мейшка был худенький, невысокого роста очень энергичный. Он сумел так развернуться, что к началу 1953 года, у него в райпотребсоюзе работали сапожные, портняжные мастерские, парикмахерские. Он развернул работу мельниц и пилорам, в городе и в районе, мололи муку, пилили доски, работали коптильни и прочие организации, были свои магазины. Мейшка доставал товар, оборудование и всё время расширял производство, мастерские шили сапоги, туфли, пальто, костюмы. Люди имели работу, а клиенты удовлетворяли свои житейские потребности.
Летом 1953 года Мейшку вызвали в райком партии, приказали сдать дела в райпотребсоюзе, и направили в отдалённый колхоз председателем, поднимать сельское хозяйство. Немцы сожгли деревню, люди жили в землянках. Через полтора года вся деревня вылезла из землянок. Мейшка со своей энергичностью и деловитостью, используя свои связи, доставал лес, пиломатериалы, гвозди шифер, выбивал кредиты. Через несколько лет, колхоз стал миллионером. В городе у него был новый, хороший дом, где жила его семья. Мейшка мотался за двадцать километров, по бездорожью между городом и колхозом. Ему это всё надоело и он, ссылаясь на болезнь, правдами и неправдами сбежал из колхоза, нашёл себе тёплое местечко, и отошёл от больших дел. Райком прислал в колхоз председателем инструктора райкома партии, который за год развалил колхоз, и он стал одним из отстающих в районе. Это мне много лет спустя поведала учительница с этой деревни.
Председателем райпотребсоюза из райкома назначили полковника в отставке. Он был около двух метров ростом, боевой командир, вся грудь в орденах. Когда отец увидел нового председателя, то он придя, домой, сказал маме, что теперь у нас новый председатель, это не то, что «Мейшке дер сустер (сапожник)», теперь дела пойдут по-другому. И действительно дела пошли по-другому, первым делом он начал менять руководителей подразделений, назначать своих людей. После работы руководители подразделений собирались у него в кабинете, решали проблемы, и поздно вечером на бровях добирались домой.
Товар, который был заготовлен Мейшкой, выработали, в мастерских стало нечего делать, пилорамы остановились, не стало леса, мельницы перестали молоть. Рабочие перестали получать зарплату, стали разбегаться, кто куда. А новый председатель со своими помощниками заседал и каждый вечер…… И вот этот драматический период вернулся я домой. Отец упросил Галкина, председателя горпищеторга, давешнего своего приятеля, и тот дал ему будку на базаре.
С первых дней приезда домой, встал вопрос, куда мне пойти работать? На кирпичный завод толкать вагонетки? Там в основном работали деревенские бабы. На вин. завод? Там в резиновых сапогах стоять целый день в воде. Поехать в Могилёв? Там наш техникум ежегодно выпускает сотню молодых специалистов, все хотят остаться там работать. Мама была довольна, что я не посту- пил в военное училище, «всю жизнь на колёсах». Она слушать не хотела, чтобы я оставался дома, вся молодёжь, окончив школу, уезжали из нашего городка. Родители решили, что нужно возвращаться в Свердловск, и самостоятельно пробивать себе дорогу. Деваться некуда, и надеется, не на кого. (Сам я не знал, что мне делать, хотя в Свердловск мне ехать не хотелось).
Теперь вспоминая прошедшие годы, я осознаю, что мне нельзя было уезжать снова в Свердловск. Мне нужно было остаться около родителей, здоровье которых уже было подорвано, чтобы быть где-то рядом, и помогать им хотя бы морально. Я у них был один сын и должен был быть их опорой. Это судьбоносное решение на долгие годы оторвало меня от родных, нуждавшихся в моей помощи и поддержке. С тех пор, как я уехал из дома, мои родители жили тем, что ждали моих писем, и кратковременных отпусков.
Можно было устроиться где-то не далеко от дома, ведь в то время рядом было много новых развивающихся городов. Но мои родители, прежде всего, думали и беспокоились о моём будущем, и хотели, чтобы я жил в большом городе, и работал на большом заводе, не понимая, что спокойная, не городская жизнь гораздо полезнее для здоровья. Что люди, живущие в городских коммуналках, в этих клетках, мечтают о даче, о природе. Что в больших городах и на заводах, только смог и нервотрёпка.
Свободное копирование
