ВЕРОЧКА.
В палате стояло девять коек, моя и Манина кровати стояли у стены, кровать, где спали, мама с Верочкой стояла посреди палаты. Одна из больных была женщина москвичка, которая по своей "интеллигентности" постоянно открывала окна, ей постоянно нужен был свежий воздух.
Она переругалась со всеми больными в палате, говорила, что нужно закаляться, чтобы не болеть. Была осень с дождями с холодными ветрами. У Верочки был кризис, мама просила не открывать окна, но москвичка была, как кремень. К вечеру Верочке стало совсем плохо. У неё была очень высокая температура, мама прикладывала к её лобику мокрую тряпку, смачивала губы водой, пыталась с ней разговаривать, звала врачей и сестер на помощь, но ничего не могли сделать. Всю ночь мама просидела около Верочкиной кровати.
Утром Верочка умерла. Она лежала, как живая, и казалось, что она спит. То, что творилось с мамой, описать невозможно. Похороны Верочки взяла на себя больница, сколотили гробик и дали работника больницы с лошадью. Хоронили втроем и работник, который опустил гробик в вырытую яму и насыпал холмик земли.
У мамы не было ни копейки денег, чтобы отблагодарить работника больницы. И так моя сестричка Верочка двух лет от роду осталась похороненной на городском кладбище, в городе Ржакса Тамбовской области, и с тех пор, как мы уехали из этого города, ни кто там не бывал.
Пока мы находились в больнице, мама то ли со мной или втроём, каждый день ходили на кладбище, клали на могилку цветочки, мама старалась подправить холмик. При нас мама старалась держаться, не плакать; но однажды, увидел её в коридоре, она стояла около стенки, и плакала навзрыд, какая-то женщина её успокаивала. Увидав меня, она тут же перестала плакать.
Обычно возвращаясь с кладбища, мама обвиняла себя, что не смогла уберечь Верочку, ведь она была абсолютно здорова и заразилась в больнице. Мама говорила, что, если бы она Верочку положила бы, не посреди палаты, а у стены, в стороне от сквозняков, и если бы... и если бы и так далее, то она бы могла сберечь Верочку. Я не знал, как утешить и успокоить маму, и только просил её так не переживать и не убиваться. Я стал маме говорить, что теперь уже ничем нельзя помочь, и еще неизвестно, что будет с нами.