На фото: Эволюция фирменных знаков знаменитого мейсеновского фарфора с 1723 г. по настоящее время.
В начале осени 1941 года фашисты разбомбили на углу Садового кольца и моего родного Лихова переулка керосиновую лавку. Тогда я подобрал осколок бомбы величиной с палец и хранил его, как память о войне. Отправляясь в Германию, я задумал вернуть осколок на его родину. В этом, как мне казалось, была некая высокая символика, но теперь я понял, что на самом деле это мелкая и довольно подленькая мстительность. Здесь живут другие немцы, совсем не те, кто бросал бомбы на мой Лихов. Но даже, если и те, я не должен возвращать им этот осколок, потому что они ПОКАЯЛИСЬ! Они были больны коричневой чумой, но они выздоровели! Почему же мы постоянно напоминаем им о фашизме, расчёсываем их ранки, всегда и везде упорно ищем симптомы рецидива? Я понял здесь, что делать так не надо, что это – неблагородно и несправедливо по отношению к немцам (Осколок я привёз обратно в Москву.).
Но, одновременно, я ничего не могу с собой поделать, когда слышу немецкую речь! Всё время убеждаю себя, что это великий язык, на котором говорили Бетховен, Гёте, Эйнштейн, но звуки этого языка режут мой слух. Очевидно, это навсегда, и умрёт только вместе со мной.
* * *
Очень простенький эпидиаскоп на столе учителя позволяет ему проецировать на экран любые чертежи и рисунки. Отчего наши учителя так не делают? Такой примитивный аппаратик вполне самому сделать можно.
* * *
В гимназии полный 13-летний курс оканчивают примерно 10% от всех учеников. Сейчас этот процент вырос, а количество мест в университетах не стало больше. Классы большие. Квадратные лёгонькие столы с ножками из металлических труб. Стол учителя с эпидиаскопом, экран, доска, телефон (думаю, что внутренний), умывальник, ящичек с бумажными полотенцами. На полу мышастый, с прозеленью (и снова вспоминаю: такого цвета были фашистские шинели!) ковёр, непонятно как не залитый чернилами. На столах ничего не вырезано перочинными ножиками, на стенах ничего блудливого не написано, рядом с раковиной нет лужи, эпидиаскоп не сломан, хотя дети – сущие разбойники. Обязательный для каждой школы в любой стране болван-переросток, умеренно лохмат, не смеётся, а гогочет, крутит в руках лисий хвост и бьёт хвостом девчонок по щекам. Болваны – интернациональны, и это как-то успокаивает.
* * *
Такая пропорция получается: дороги в СССР так относятся к дорогам в ФРГ, как дороги в ФРГ относятся к дорогам в США.
* * *
Гигантский химический концерн «Хехст». Искусственные волокна, красители, лекарства, удобрения. Оборот – 15–20 миллиардов марок. Работает 180 тыс. человек. Из них 4 тыс. учатся и ещё 4 тыс. повышают квалификацию по 50 направлениям производства. Обучение добровольное, конкурс – 3–4 человека на место. Модная профессия – механик по точным приборам: 6 человек на место; аппаратчик, где надо физически вкалывать – 0,5 человека на место. Срок обучения 3 года. Стипендия – 300–400 марок в месяц. В концерне около 10 тыс. человек работают в исследовательских секторах, что позволяет обновлять производство каждые 10 лет. Пенсионный возраст 63–67 лет, женщины – 60 лет.
Обед за 22 рабочих дня в заводской столовой стоит 15 марок: чашка бульона, кусок свинины, картофель, молодая фасоль, яблоко. В кафе один такой обед стоит 8–10 марок.
Зарплата генерального директора концерна 33.000 марок в месяц.
У «Хехста» 42.200 акционеров. Ни один акционер не имеет более 1% акций концерна.
Свободное копирование
