Опять сочиняли Генсеку речь. За неделю на даче ЦК посмотрел: «Рим» Феллини, «Крестный отец» Копполы, «Последнее танго в Париже» Бертолуччи, «Декамерон» Пазолини, «Счастливчик» Андерсона.
(Любопытно, что молодые, ещё не летавшие космонавты, в конце концов слетали в космос, и стали высокими профессионалами: Владимир Джанибеков, например, один из моих любимейших космонавтов, стартовал в космос пять раз. Не повезло только Борису Дмитриевичу Андрееву: он так и не слетал).
* * *
Маров Михаил Яковлевич рассказал много интересного о Венере. «Венера-8» – первый аппарат, которому удалось сесть на дневную сторону планеты. Условия убийственные: давление 95 атм, температура 450 по Кельвину (723°С). Перепады высот 3–4 километра. Холодильник на Венере не сработает, потому что тепло некуда сбрасывать, вокруг жарища в 500 градусов. Станция продержалась некоторое время за счёт новой системы охлаждения с использованием гидратов солей лития, которые обладают очень большой теплоёмкостью, жадно поглощают тепло при плавлении. Разница в температурах дня и ночи на Венере очень мала, меньше одного градуса. Толстый плотный слой облаков на высотах от 32 до 70 км закрывает всю планету, создавая «парниковый эффект». Освещённость поверхности Венеры в полдень соответствует освещённости пасмурного дня на Земле, но снимки получить всё же можно. Ветер у поверхности очень слабый, около 0,5 м/с. Ветер растёт с высотой. На высоте в 50 км это уже ураган: 100 м/с!
* * *
Отовсюду крики: «Позор!» «Долой!!», крики со всех сторон, когда я на заседании Комитета по Ленинским премиям сказал, что Сергею Аполлинариевичу Герасимову премию давать не за что. Приснится же такое!
* * *
Снова на концерте Виардо. Бетховен, Шуман, Лист, Дебюсси, Мессиан.
27.4.1974
* * *
Говорю со всей искренностью: я не понимаю сельской жизни и не люблю её. Это вовсе не означает, что я не уважаю людей, живущих в деревне. Я даже испытываю по отношению к ним некое подобие стыда, которое, как мне кажется, должен испытывать всякий человек, который сам ничего не растит, не возделывает. Тут же я понимаю, что стыдиться мне вроде бы и нечего, просто у каждого своя дорога. Главное, должна быть цель одна: чтобы людям было хорошо.
* * *
Очень тяготит меня такая условность как обязательность соответствующей одежды, диктуемая общественным положением. Мне по сердцу костюм, в котором и в кресло можно сесть, и на ступеньку лестницы. Помню, что зрители в джинсах в Большом театре меня раздражали, впрочем, так же меня раздражает необходимость напяливать галстук при поездках в издательства. Наташа подчас ужасается: «Ты так ездил?!» А мне смешно. Деревенский парень Есенин ходил в цилиндре, а граф Толстой – босиком. Подчиняться своей натуре во всём, в том числе и в одежде.