Сегодня побывал кое-где и кое у кого из власть имущих. Саратовские товарищи предлагают забыть о происшедшем и взяться с новыми силами за дело. Удивительное отношение. Прямо в глаза все заявляют, что мы знали и знаем, что ты был невиновен, но сделать для тебя ничего не могли и не хотели. Ты был жертвой, которую нам необходимо было принести.
Внутренняя вражда и раздоры, тянувшиеся почти полтора года в Саратовской организации, всеобщая ненависть не только всего населения рабочих кварталов, но и самих коммунистов к Чрезвычайке слишком сгустили атмосферу.
Страсти разгорались. Одни хотели свалить других, но как те, так и другие имели за собой сильную опору, как те, так и другие завязли в преступлениях.
Стоит только расковырять нарыв, как он превратится в гангрену. Антонов огонь охватит всех — и все полетят в пропасть. Поэтому арестовать кого-нибудь надо было. Начались поиски, охота за кем-нибудь, к кому можно было бы придраться и на ком выместить злобу.
Подвернулся я. Не в Саратове, а в Киеве. Если даже начнут разбираться, то не успеют.
Все ахнули. Лили кркодиловы слезы, но в душе мирились с тем, чтобы меня сознательно обвинить в том, что они все сделали сами. Благо в Киеве. Благо я целый год не был в Саратове. Можно было безнаказанно метать гром и молнию на мою беззащитную голову.
Ответить из Киева я не мог, и этим способом они ликвидировали тот гнойный нарыв, который возник у них.
В глазах широких народных масс порок был наказан, “добродетель восторжествовала”, и можно зажить безмятежно. Меня судили, приговорили и успокоились.
Когда меня увидели на свободе, зрачки у них расширились. При моем упоминании, что я хочу пересмотра дела, они подняли визг. Начались увещевания: “Брось это дело, ведь ты жив, и довольно с тебя”, говорили, “жив, и довольно с тебя”.
Но я действительно жив, и я не имею права молчать.
Свободное копирование
