Личность отца сыграла большую роль в моем формировании, и мне хочется рассказать кое-какие подробности из его жизни.
Родился отец в станице Ветлянинской, Камышинского уезда, Астраханской губернии в казачьей семье и рос в станице, рядом с Волгой, где летом с ватагой босоногих мальчишек пропадал на реке, в садах и на бахчах станичников.
С детства у него обнаружились музыкальные способности. Родители определили его в церковный сельский хор. Так он впервые столкнулся с пением, а уже потом, в бытность на советском промысле в Пехлеви, стал руководителем хорового кружка в клубе.
Когда подошло время учебы, степенного и уравновешенного Петю, решили определить в 1-ю Астраханскую мужскую гимназию.
У меня сохранилась фотография последнего года пребывания отца в гимназии. В углу небольшого картона штамп: «Роговенко, Астрахань.», а с хорошо сохранившейся фотографии смотрит молодой человек в гимназической косоворотке. Лицо спокойное, на близоруких глазах пенсне, какие носили в те времена интеллигенты. Ровный ряд светлых волос и гладкая прическа на сторону.
Пробыл он в гимназии положенные восемь лет. Закончил с хорошим аттестатом. Особых успехов достиг в гуманитарных науках и остался гуманитарием до конца жизни.
Из его документов тех лет сохранилась небольшая книжица, в потрепанном коленкоровом переплете, так называемый «Порядок», в котором гимназисты записывали расписание уроков, сведения о школьной программе, интересные мысли из книг. Были в нем оценки из аттестата зрелости, с выведенным общим баллом по всем предметам.
Классическая гимназия, по рассказам отца, могла по составу преподавателей поспорить и с высшими учебными заведениями. Особенно сильны были преподаватели русского языка и словесности, языковеды-европейцы и языковеды-латинисты, преподаватели Закона Божия. По этим предметам (языки — английский, французский, немецкий, латинский, греческий, а также по Закону Божьему) отец имел высшие оценки — 5. Зато по математике стояла лишь 3, что свидетельствовало об отсутствии интереса к точным наукам.
Увлекался он также историей, мы с интересом слушали его повествования на исторические темы о жизни России.
Гимназия привила ему и вкус к чтению. Большую часть свободного времени он проводил за книгами. Я помню литературные журналы «Новый мир» и «Сибирские огни», ежегодно выписываемые в Иран.
Отсутствие советского гражданства и пребывание в Иране лишили его возможности получить высшее образование, и он, обладая незаурядными способностями, эрудицией и кругозором, как-то затерялся среди обычных людей средних способностей.
От отца любовь к книгам унаследовал и я. Но дома книг не было, приходилось пользоваться библиотекой. Отец всегда интересовался моим выбором. Давая советы, он делал упор на русскую и европейскую классику.
Сам он увлекался Достоевским, так как Федор Михайлович был близок ему своими философско-христианскими взглядами, идеей любви к ближнему, прощению грехов людских. Я помню литературные чтения в кругу семьи, главы о душевных муках и переживаниях Ивана, Дмитрия и отзывчивого на страдания Алеши Карамазова — отец читал эти главы с подъемом, и мы всерьез воспринимали все происходящее.
Верующий человек, он без ханжества и лицемерия исповедовал христианскую мораль и заповеди.
Петр Акимович не проявлял к окружающим чувства неприязни, высокомерия, превосходства — он умел сдерживать их, а его мягкая и добрая улыбка располагала к нему людей.
В вопросах веры он не признавал давления. Отрицал схоластический подход к вопросам совести и религии, и нам, воспитывавшимся в советской школе, где не изучали Закона Божия, говорил: «Вы свободны сами определить свой выбор — это дело вашей совести».
За все годы, прожитые в семье, я не слышал религиозных проповедей отца. Обстановка в доме была нравственно-доброжелательной, отношения родителей уважительными.
Когда разговор заходил о революции и преобразованиях в России, я, не понимая сути многих общественных перемен, понимал на чьей стороне находится отец — демократ и либерал — кого поддерживает, кого осуждает.
Он любил Россию. Вся ее история, уклад жизни, традиции народа, интеллигенции, национальная культура, наука постоянно находились в центре его внимания. Рассвет и процветание России видел в народовластии и дальнейшем развитии революционных преобразований.
В гимназические годы, он не только увлекался книгами и музыкальными занятиями — ему удавалось еще заниматься спортом.
В Астрахани в те годы были чешские спортивные союзы «Сокол». В обществе он серьезно увлекся гимнастикой и сохранил к ней любовь на долгие годы. В свои 30–40 лет он продолжал оставаться гимнастом, вызывая у нас чувства гордости за его мастерство и долголетие в спорте.
Не могу не сказать еще об одном даровании отца.
На рыбном промысле Ирано-Советской рыбопромышленной компании, где жили советские граждане, был небольшой двухэтажный с хорошим зрительным залом уютный клуб, там ежедневно проводили время рабочие и служащие компании. В клубе работали различные кружки. Наиболее значительными были драматический, хоровой, кружки по изучению иностранных языков, хорошая бильярдная с парой великолепных столов.
Кроме обязанностей хормейстера, где отец занимался 1–2 раза в неделю, у него были репетиции в драмкружке. Там ставили А. Чехова, М. Горького, А. Островского. Был и кружок фарси, тоже посещаемый не без успеха. На все хватало у него времени — делал он все с любовью, добросовестно, без рисовки и фарса.
Бывали в семье праздничные даты. Родители устраивали многолюдные праздники рождения, отмечали майские и октябрьские торжества, встречи Нового года, Рождества Христова и Пасхи.
Тогда в просторной гостиной нашего дома собирались сослуживцы отца к веселому и шумному застолью, и потом еще долго, заполночь, слышались голоса поющих и веселящихся гостей, громкий смех, шутки. К таким вечерам готовился обильный ужин с закусками и деликатесами, горячими блюдами, вином и напитками, сладостями и фруктами. Веселые шутки, анекдоты, декламации, лирические песни, романсы, арии из камерного репертуара русских композиторов проходили при активном участии отца — они создавали в доме особую праздничную обстановку.
Я многое запомнил из того, что исполнял отец на этих вечерах в те годы. А любовь к музыке, романсам сопровождали меня потом всю жизнь. Эта особая атмосфера детства впитала тогда отцовскую направленность, которой я не изменил до последних дней. Многому, что есть во мне положительного, я обязан ему, своему отцу, человеку необыкновенному, доброму, чуткому, интеллигентному.
Хочу, чтобы потом в оценке событий, произошедших в жизни со мною, не уходили из памяти эти истоки детства, давшие мне направление на всю дальнейшую жизнь.