Меня убеждают, что это правда. Спортивный репортер берет интервью у какого-то знаменитого футболиста из команды «Нефчи» (Баку):
— Конечно, удар — это самое главное. Но прежде чем ударить, ведь надо подумать, учесть, увидеть товарищей. Наверное, голова футболисту нужна не меньше ног, не так ли?
Футболист (долго раздумывает):
— Конечно нужна. (Пауза.) Я ей ем.
* * *
Звонил Францев. Пока он ездил с нами, ему в клинике копили самых тяжёлых младенцев. За неделю — три смерти. Славка говорит: «Понимаешь, родители ждали: вот вернётся профессор...» Не помню его в таком мрачном настроении...
* * *
Мостовая. Грибная экспедиция. Рассказ Шварца. Один друг его так напился, что потерял вставную челюсть. Жена слёзно умоляет:
— Миша, вспомни, где ты блевал? Мишенька, пойдём поищем...
* * *
75-летие со дня рождения Сергея Есенина, поэта, которого я очень люблю. Во всех газетных публикациях упор прежде всего на то, как любил поэт родину, как не мыслил себя без полян и перелесков России. Все словно забыли, что у Есенина есть великолепный персидский цикл. Я не люблю, когда меня призывают любить родину. Если поборнику такой «любви» я скажу, что я люблю и Париж тоже, что побродить по настоящему тропическому лесу мне хочется не меньше, чем по тайге, он осудит, если не заклеймит.
Я — русский человек, родился в России и люблю Россию, лучше других земель понимаю её, но ведь я родился на планете Земля. Мне кажется, это главное. В детстве моей родиной был дом в Лиховом переулке. Помню, когда мы вернулись из эвакуации, я вошёл в подъезд, взялся за перила лестницы и рука моя узнала эти перила! Это очень взволновало меня, 11-летнего мальчишку. Уже в студенческие годы родиной стала вся Москва. Я работал журналистом и постепенно, от одной командировки к другой, в понятие родины входили Киев, Таллин, Тбилиси, Владивосток, Архангельск, можно долго перечислять. И я убеждён, когда участники межпланетных экспедиций будут возвращаться на Землю, домом для них будет вся планета, они, разумеется, будут думать о том, где им приземляться, но будет ли это пустыня Гоби, остров Фиджи или пригород Лондона, не важно: они прилетели домой! И сегодня я уже понимаю, что мой дом — это не хрестоматийная изба с сиреневым кустом, а вся планета, четыре её океана, её леса, её пустыни, реки и города. Виталий Севастьянов рассказывал мне, что за 17 дней своего полёта он никогда не видел государственных границ ни на земле, ни на море, всех этих постоянно воспеваемых «рубежей», рождённых только ненавистью и страхом. А когда он рассказывал, как, перелетая чудовищный простор Тихого океана, он замечал кусочек суши — мыс Горн, Огненную землю, то воспринимал этот кусочек всем сердцем, как свою землю, родную, милую, и ему никогда даже в голову не могло прийти, что это, между прочим, Аргентина...
Значит ли, что нужно непременно подниматься в космос, чтобы ощутить себя сыном планеты? Не для того ли даны нам природой ум и сердце?
4.10.70
Свободное копирование
