На Старомонетном переулке недалеко от нашего дома в те годы было построено не совсем обычное здание с узкими, частыми по фасаду, окнами. Кованые решетки прикрывали прорези окон первого этажа. В доме явно никто не жил, даже парадного не было видно, только у ворот рядом с домом перпендикулярно к стене была вывеска с надписью "Берегись автомобиля". По дороге в школу мы часто гадали, зачем же это здание построено, пока кто-то из ребят однажды не сказал, что это склад карт от "Дунаевки". Здание сразу потеряло всякий интерес. Но вот в 37-м году, когда к обычным разговорам о вождях, героях и подвигах прибавились разговоры о врагах народа, рядом с воротами этого здания появилась небольшая вышка, на которой был пост. На посту стоял красноармеец с винтовкой, а ворота опоясались, так же как и вышка под навесом, колючей проволокой. Зимой красноармеец стоял в тулупе, из которого виднелась часть головы в остроконечном шлеме-буденновке, и штык, точь-в-точь как у фигуры часового, которая должна была увенчать театр Красной Армии. Я об этом пишу потому, что в 37-м году проходил первый Всесоюзный съезд архитекторов, и проекты Дворца Советов, гостиницы "Москва", театра Красной Армии и театра Мейерхольда мелькали во всех изданиях и даже в витринах на улице Горького. Сейчас мало кто знает, что, скажем, Концертный зал имени Чайковского это и есть недостроенное здание театра Мейерхольда, не хватает только башни в несколько этажей со скульптурой. Кажется, во всяком случае я помню такие разговоры, фигура должна была изображать Мейерхольда.
Да, 37-й год мне запомнился многими событиями-мероприятиями. В начале того года очень широко отмечалось столетие со дня смерти А.С. Пушкина. Один штрих: все школьные тетради выпускались тогда с обложками только с сюжетами пушкинских сказок и его стихами. В том же году отмечалось 750-летие поэмы Шота Руставели "Витязь в тигровой шкуре". Именно в тот год популярность песни "Сулико" достигла апогея. За всем этим, — я прекрасно это чувствовал! — шел как бы подтекст: есть два ведущих народа, русский и грузинский. Почему? Понятно: русских большинство, а наш вождь товарищ Сталин происходит из грузин. Любопытно, что всякого рода праздничные мероприятия в те времена, например, демонстрации, детские утренники, пионерские костры и тому подобное, никогда не обходились без лезгинки и "Сулико", впрочем как и не без барыни и "Москвы майской".
Отголоски тогдашнего представления о русских и грузинах я не так давно увидел на станции метро "Боровицкая". Там есть керамическое панно, где на своеобразном дереве дружбы народов СССР, растущим из Кремля, на "первом месте среди равных" стоят русские и грузины. А ведь станция открылась в 1987 году! Трудно писать о том 37-м годе: столько событий! Среди них и знаменитые теперь судебные процессы. Они были понятны и даже, я употреблю это слово, как бы естественны тогда. Ведь классовая борьба должна была обостряться, Мировая Революция надвигалась (события в Абиссинии и позднее в Испании были для меня тому подтверждением), и к будущей войне надо было готовиться. А как же еще готовиться иначе, как не вылавливать врагов? Поэтому судебный процесс, начавшийся в конце января против Пятакова, Сокольникова, Радека, — их фамилии я хорошо помню — были как бы подтверждением правильности генеральной линии партии (очень частое для тех лет словосочетание). Первые дни мы с Вилькой внимательно прочитывали подвалы "Правды". Потом это занятие нам наскучило: никаких живых деталей с нашей точки зрения в отчетах не было. Подсудимые, отвечая на вопросы Вышинского, просто признавали свою вину. Единственно запомнилось описание покушения (мы, конечно, считали, что оно было) на автомобиль с Молотовым где-то в Сибири у одной из шахт. Тут мы могли дать волю своему воображению!
От этого и последовавших процессов осталось впечатление как о постоянном повторении комбинаций слов троцкистско-каменевско-зиновьевский, а позднее и бухаринско-рыковский. И еще, — о бесчисленных объединенных, параллельных, основных, вспомогательных и разных других центрах и блоках. Мы даже попытались изобразить их в виде схемы, но потом бросили: ничего не получалось. Процесс маршала Тухачевского и других военных практически совсем не привлек нашего внимания. Во-первых, это были не Ворошилов и Буденный, о которых пели песни. Во-вторых, все обвиняемые признались, как сообщалось в газетах и по радио, и, кроме того, публикации об этом процессе были максимально короткими. Я понимал, что так и должно быть: нужно же хранить военную тайну. Военная тайна существовала изначально; она была, так сказать, данностью, впитанной еще с книжки А.Гайдара, которая так и называлась "Военная тайна".