В конце лета мы отправились в Мюнхен озерами Женевским, Четырех Кантонов и Констанским; пробыли там около месяца и уехали во Францию. Одним вечером широкое зарево возвестило нам близость Парижа. Какое-то лихорадочное чувство охватывает при въезде в эту столицу, исполненную чарующих воспоминаний.
Летом прибыло в Париж семейство графа Ф. П. Толстого; они наняли квартиру недалеко от нас, и мы стали видаться довольно часто; вместе осматривали Париж и его окрестности, вместе слушали лекции Жоффруа Сент-Илера, которые он читал работникам, и вместе проводили по нескольку дней в Версале, осматривали дворец, полный трагических воспоминаний, частию превращенный в картинную галерею, его семирамидины сады, его игру фонтанов и романтичный Трианон.
В один из наших приездов в Версаль мне подали с почты записку, в которой было сказано:
"Федор Агеев от тятеньки из Корчевы приехал за приказаниями".
Когда я училась вместе с Александром и жила у них, то отец мой нередко присылал из Корчевы в Москву кондитера нашего Федора Агеева за покупками, и он всегда являлся ко мне узнать, не будет ли каких приказаний. Нас это чрезвычайно забавляло в то время.
За несколько дней перед нашей поездкой в Версаль Александр писал, что собирается в Париж. Чтобы не навлечь неприятностей на детей моих и вместе с тем не оскорбить Александра, я немедленно обратилась к советнику нашего посольства, Толстому, с которым иногда видалась в доме графа Ф. П. Толстого; показала ему письмо Александра, где он уведомлял меня о своем приезде, и спросила, могу ли открыто видеться с ним, не навлекая на нас подозрений и неприятностей; если же не могу, то сообщу это ему и уеду из Парижа; он все поймет и не обвинит меня, а оставаться тут и не видаться с ним мне невозможно. Толстой отвечал, что уезжать мне из Парижа нет никакой надобности и видаться с Александром могу сколько угодно; что образ жизни нашей отклоняет от нас всякое подозрение.
-- Напротив, -- продолжал Толстой, -- мы надеемся, что ваше влияние, может, благотворно повлияет на Александра Ивановича и возвратит его отечеству.
-- Едва ли, -- отвечала я. -- Оставя то, что он неизмеримо выше меня по уму и многостороннему развитию, он так тверд в своих убеждениях, что если ангел с неба прилетит и станет разуверять его, -- и тот ничего не сделает; разве только факты заставят его изменить свой взгляд.
Вместе с этим я показала Толстому остальные письма ко мне Александра; в них речь шла большею частик" о семейных делах и местами перемешивалась безвредными остротами; Толстой взглянул на письма, но читать их не стал.
Свободное копирование
