Отдохнувши дня два, поехала я в Зимний дворец. С признательностию вспоминаю, как радушно приняла меня Дарья Федоровна. Выслушавши с участием все дело, она сказала, что лучше всего обратиться к государыне, но для этого надобно, чтобы представилась благоприятная минута, и просила уведомить ее, как пойдет дело с князем Долгоруким.
С князем дело не шло никак: я писала к нему, сын мой был у него, но ничего ясного, определенного добиться не могли; ответы были уклончивы, из фраз без содержания. Мы томились в неизвестности и проживались в гостинице. Наконец, видя, что все бесполезно, решились уехать в подмосковную деревню и предоставить наше дело на волю божию.
Дня за три до нашего отъезда я получила от Дарьи Федоровны письмо... вскоре выезд за границу Саше был разрешен.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Да будет благословение бога над государыней и высочайшим семейством ее. Чувства глубокой благодарности и преданности к ее величеству живы в душе моей, и я позволяю себе запечатлеть их в моих воспоминаниях.
Причина же, по которой нам отказывали в выезде, так и осталась в неизвестности. Быть может, Алексей Петрович был прав, предполагая, что чье-нибудь неприязненное чувство косвенно отразилось на нас, и по справкам мы оказались невинными.