Насколько влияло на него чужое мнение, показал один случай со мною. Как-то пришлось ему сопровождать меня, -- говорит Татьяна Алексеевна, -- на лекцию Грановского. Он, видимо, стеснялся, так как я была женщина не светская и не известная. Усадивши меня, он тотчас отошел к светским дамам. Кому-то вздумалось спросить его, кто интересная женщина, что с ним приехала. Это его восхитило до того, что он стал подходить ко мне и разговаривать. Внимание его удивило меня, я просила его не затрудняться мной и советовала не терять со мною золотого времени; и только приехавши домой, он рассказал о вопросах обо мне. Я поняла, в чем дело, и высказала свою догадку; он отрицал ее, конфузился, говорил, что это не так, -- но это было так.
По непривычке обдумывать свои поступки и сдерживать себя, он делал иногда такие промахи, что Наташу коробило. Так, увлекаясь посредственной красотою, а более кокетством одной из дам их круга, крайне ограниченной и мало образованной, он иногда садился у ее ног и раз, уместившись с нею в уголке, стал ей читать что-то из своих сочинений. Последнее возмутило Наташу до того, что она не вытерпела и сказала ему: "Помилуй, Александр, если тебе кажется, что она красавица, и ты поклоняешься ее красоте, это я еще понимаю, но как ты можешь читать ей свои сочинения и ждать ее оценки?"
Александр растерялся и сознался, что поступки его действительно неразумны, и извинял себя тем, что она его просила, а он не умел отказаться.
В это время в их дамский кружок закралось направление, сильно возмущавшее Наташу: направление это состояло в каком-то невинном волокитстве. Только, бывало, и слышалось -- та влюблена в того-то, эта -- в этого; в сущности же ничего такого не было, все это были одни пустые слова. "Право же, -- говаривала Наташа, -- поговоривши о вздоре, не мешает заняться чем-нибудь и посерьезнее", -- но слова ее вели только к внутреннему распадению".
Свободное копирование
